Подобная научная удаль поднимает еще один вопрос, который напрямую опровергает «легенду союзников», ибо некоторые варианты этой легенды утверждают, что немцы никогда не занимались серьезно вопросом создания атомной бомбы, потому что они — в лице Гейзенберга — ошиблись в оценке критической массы на несколько порядков, тем самым лишив проект практической целесообразности. Однако не вызывает сомнений, что Хартек сделал свои расчеты значительно раньше, так что оценки Гейзенберга не были единственными, от которых отталкивались немцы. А из небольшой критической массы следует практическая осуществимость создания атомной бомбы.
В своей лекции, прочитанной 14 августа 1945 года перед немецкими учеными, собранными в Фарм-Холле, Гейзенберг, согласно Полу Лоуренсу Роузу, употреблял тон и выражения, которые указывали на то, будто «он только что понял правильное решение» относительно небольшой критической массы, необходимой для создания атомной бомбы[15], поскольку другие оценивали критическую массу в районе четырех килограммов. Это также лишь сгущает тайну. Для Роуза, сторонника «легенды союзников» — но только теперь уже версии, существенно переработанной в свете «расшифровок Фарм-Холла», — «другие», скорее всего, это сами журналисты союзников[16].
В первые послевоенные годы голландский физик Самюэль Гудсмит, еврей по национальности, участник «Манхэттенского проекта», объясняет эту загадку, а также многие другие тем, что ученые и инженеры союзников были просто лучше тех самых немцев, которые создали новую дисциплину квантовой механики и ядерной физики. И это объяснение в сочетании с очевидно неуклюжими попытками самого Гейзенберга создать действующий ядерный реактор неплохо выполняло свою задачу до тех пор, пока не были расшифрованы разговоры немецких ученых.
Голландский физик Самюэль Гудсмит,
участник «Манхэттенского проекта».
После снятия грифа секретности с расшифровок с их поразительными откровениями о том, что Гейзенберг в действительности правильно представлял себе конструкцию атомной бомбы, а кое-кто из ученых прекрасно понимал возможность получения обогащенного урана в достаточных для создания бомбы количествах без необходимости иметь работоспособный ядерный реактор, «легенду союзников» пришлось немного подправить. Появилась книга «Война Гейзенберга» Томаса Пауэрса, довольно убедительно доказывающая, что Гейзенберг на самом деле саботировал германскую атомную программу. Однако едва вышла эта книга, как Лоуренс Роуз ответил на нее своим трудом «Гейзенберг и нацистский проект создания атомной бомбы», доказывая еще более убедительно, что Гейзенберг до самого конца оставался преданным своей родине, однако вся его деятельность была основана на в корне неправильном понимании природы ядерного деления, вследствие чего он на несколько порядков завысил оценку критической массы, необходимой для создания атомной бомбы. Немцы так и не смогли получить бомбу, утверждает новая версия легенды, потому что у них не было действующего реактора, чтобы превратить обогащенный уран в плутоний, необходимый для создания бомбы. К тому же, грубо ошибившись в оценке критической массы, они не имели стимулов продолжать работы. Все достаточно просто, и вопрос снова оказывается закрытым.
Однако ни Пауэрс, ни Роуз в своих книгах на самом деле так и не приближаются к сердцу загадки, ибо легенда по-прежнему требует верить в то, что «талантливые физики-ядерщики, блиставшие в предвоенные годы, в том числе нобелевские лауреаты… которых во время войны вдруг словно поразила какая-то таинственная болезнь, превратившая их в бестолковых глупцов»[17], внезапно и совершенно необъяснимо излечились через считаные дни после бомбардировки Хиросимы! Больше того, две так сильно расходящиеся между собой современные интерпретации одного и того же материала, предложенные Роузом и Пауэрсом, лишь подчеркивают его двусмысленность в целом и сомнения по поводу того, знал ли Гейзенберг правду, в частности.
Ситуацию нисколько не улучшают события в противоположном конце земного шара, на Тихоокеанском театре поенных действий, ибо там американским исследователям после окончания войны предстояло обнаружить столь же странные факты.
Так, после атомной бомбардировки Нагасаки император Хирохито, преодолев сопротивление министров, которые требовали продолжать войну, принял решение о безоговорочной капитуляции Японии. Но почему японские министры настаивали на продолжении войны, несмотря на подавляющее превосходство союзников в обычных видах вооружения и, кроме того, потенциальный ливень атомных бомб? В конце концов, две бомбы запросто могли превратиться в двадцать. Конечно же, можно списать возражения министров намерениям императора на «гордые самурайские традиции», на «японское понятие чести» и так далее. И подобное объяснение получится вполне приемлемым.
Однако другое объяснение заключается в том, что членам японского кабинета министров было известно нечто секретное.
А известно им, вероятно, было то, что вскоре предстояло выяснить американской разведке: японцы «незадолго до капитуляции создали и успешно испытали атомную бомбу. Работы велись в корейском городе Конан (японское название города Хыннам) на севере полуострова»[18]. Эта бомба была взорвана, как утверждает автор, через день после того, как американская плутониевая бомба «Толстяк» взорвалась над Нагасаки, то есть 10 августа 1945 года. Другими словами, война в зависимости от решения Хирохито могла стать ядерной. Разумеется, к этому времени ничего хорошего дальнейшее затягивание войны Японии не сулило, поскольку у нее не было эффективных средств доставки ядерного оружия до сколько-нибудь значимой американской цели. Император остудил пыл своих министров[19].
Эти непроверенные утверждения наносят еще один удар по «легенде союзников», ибо где японцам удалось добыть уран, необходимый для создания атомной бомбы (которая у них якобы была)? И, что гораздо важнее, технологии его обогащения? Где они изготовили и собрали такое устройство? Кто отвечал за работы? Ответы на эти вопросы, как будет видно в дальнейшем, возможно, объясняют также и другие события, которые происходили уже через много лет после окончания войны, быть может, вплоть до наших дней.
