– Слушай, я лучше пойду. – Джинни резко вскочила, разлив чай. – О господи, извини! Дай тряпку, я вытру.
– Ничего страшного.
– Ну дай, пожалуйста.
Однако когда Хэдли вернулась, Джинни уже промакивала пол носовым платком, быстро покрывавшимся бурыми пятнами.
– Эти перемены настроения Файф. – Хэдли стояла на четвереньках и терла пол тряпкой. – Они как-то связаны с Эрнестом?
Джинни выпрямилась с печальной улыбкой.
– Да, думаю, они увлечены друг другом.
Она произнесла это медленно и тихо, словно обе вновь стояли под сенью собора.
Выжимая тряпку в раковину, Хэдли заметила, что испачкала обручальное кольцо.
– Я знаю, это ничего не меняет. – Джинни стояла позади. – Но Файф обожает тебя. Так же, как и я. То, что произошло, – это. – она оглядела комнату, точно в поиске слова, которое прозвучало бы наименее абсурдно, – случайность. Она не хотела. Просто Эрнест так действует на женщин. Она просто… не устояла.
Когда Эрнест пришел, у Хэдли был уже приготовлен ужин и бутылка мюскаде. Весь вечер он был очень мил и живо интересовался, как она провела выходные в Шартре в компании сестер Пфайфер. У их ног играл Бамби, ликуя, что и maman, и papa наконец дома. Уже уложив его спать, Хэдли сказала мужу, что все знает.
Сначала Эрнест казался пристыженным, но потом разозлился, что она подняла эту тему. Хэдли была готова к тому, что он попытается перевести стрелки на нее, словно именно она, назвав вещи своими именами, стала главной виновницей.
– А что, по-твоему, я должна была сделать? – спросила она. – Промолчать?
Хэдли собрала тарелки, сполоснула их на кухне под краном, вернулась в комнату.
– Ладно. – Она с радостью ощутила, что гнев чуть отступил. – Я никогда больше не упомяну ни о чем, если ты сам положишь конец всему этому. Но ты должен дать слово, что с этим покончишь.
Эрнест пообещал – и молчание разверзлось между ними.
5. Антиб, Франция. Июнь 1926
Дневная жара достигла апогея. Понтон относит от берега, насколько позволяют натянувшиеся цепи. Насекомые на отмели гудят все громче и звонче, как будто кто-то невидимый медленно сдавливает их пальцами. Тени деревьев перетекают в воде, словно уксус в масле.
Хэдли жарится на солнышке, а Эрнест упражняется в подводном плавании. Неожиданно с пляжа доносится длинный свист. Кто-то к ним плывет. И хотя лица пока еще не различить, Хэдли знает: это Файф. Хемингуэи смотрят, как она приближается, взбивая кружево пены сильными гребками.
Файф, улыбаясь, выбирается на деревянный настил. Некоторое время восстанавливает дыхание, а затем произносит с нарочитым английским акцентом:
– Привет, ребята! Раненько вы сегодня поднялись. – Энергичная и ясноглазая, как всегда, она стряхивает воду с коротких волос. – Лавочник в Жуане говорит, жарко не по сезону. Не по сезону, сказал он, hors de saison. Или он имел в виду, что это внесезонная жара? Даже и не знаю. В общем, что температура не июньская.
Вообще-то Хэдли уже собиралась плыть назад – ее светлая кожа легко обгорает, но теперь ей придется остаться. Все трое уселись на понтоне, болтая в воде ногами. Муж мрачно поглядывает то на одну, то на другую – до Антиба Хэдли не доводилось видеть у Эрнеста такого выражения лица. А еще она замечает, как любовница украдкой бросает страдальческие взгляды на его обнаженную грудь, которую жгучее солнце Антиба покрыло великолепным бронзовым загаром.
– Мне сегодня с утра что-то паршиво. – Файф снова поворачивается к Хэдли. Вчера ночью они допоздна пили и болтали, сплетничая об общих друзьях с яростной ожесточенностью, которую хотели бы направить друг на друга. Зельда, Скотт, Сара, Джеральд – каждый из них был легкой мишенью для злословия.
– Мы все выпили лишнего, – отвечает Хэдли. – Сама не знаю, почему проснулась так рано.
– Миссия моей жены – не давать мне спать.
Хэдли смотрит в воду на свои бледные ступни.
– Восемь часов – не так уж и рано.
– Никогда не была жаворонком. – Файф поправляет оборки на лямках купальника. – В отличие от Джинни.
Солнечные блики играют на воде, волны гулко ударяют в днище понтона. Эрнест отодвигается в сторону и вытягивается во весь рост. Хэдли наблюдает за ним – через пару минут он уже провалится в сон. Как легко ее муж находит выход из странного мира, который сам же и создал! Хотя приходится признаться, что в этой неловкой ситуации есть и ее вина. В конце концов, ведь именно она пригласила сюда Файф!
Файф, как подобает корреспонденту модного журнала, щебечет о белых кожаных перчатках, которые вчера обнаружила в Жуан-ле-Пене:
– Понимаешь, они стоят не дороже буханки хлеба, я непременно должна заполучить такие. Позвоню хозяину лавки, пусть отложит для меня. Терпеть не могу, когда что-нибудь уплывает у меня из-под носа.
Украдкой друг от друга обе то и дело бросают на Эрнеста плотоядные взгляды, будто готовы слизывать соль с его кожи.
Наконец Файф встает, соединяет ладони над головой – Хэдли видит ее угловатую тень – и ныряет, почти не подняв брызг.
– Уверена, ты тоже смогла бы, – говорит она Хэдли, взбираясь обратно на настил. Вода ручейками сбегает по внутренней поверхности ее бедер. – Ты просто попробуй.
Файф садится так близко к Хэдли, что та ощущает шершавую ткань ее трикотажного купальника. Несмотря на жару, подруга вся покрыта мурашками. А когда наклоняется, то видно, что груди у нее нет. Как может Эрнест любить женщину-мальчика?
– Не хочу. Боюсь.
– Чего?
– Сломать что-нибудь. Спину. Шею.
– Не сломаешь. Обещаю.
Перед глазами Хэдли вновь проносятся воспоминания. Сент-Луис, рабочий машет ей из сада, стул с грохотом падает на пол, опора уходит из-под ног, руки тщетно пытаются ухватиться за оконный шпингалет, ужас от кажущегося бесконечным падения, лязг зубов, когда она ударяется подбородком о кирпичную кладку, вкус крови во рту. Ей было шесть лет. Многие месяцы Хэдли передвигалась только в инвалидной коляске, чтобы не тревожить позвоночник, ей тогда казалось, будто она останется в этой коляске на всю жизнь. В этом скучном и вежливом Сент-Луисе! А потом появился Эрнест, в один прекрасный вечер на вечеринке в Чикаго, нежданный и непрошеный, он распахнул перед ней целый мир во всем его великолепии.
– Я никогда не училась нырять.
– Нырнуть может каждый, глупышка.
– Но не с моей спиной. Я за нее всю жизнь боюсь.
– Всего-то и нужно, что поднять руки, согнуть колени, наметить себе точку в воде и прыгнуть туда головой вниз. – Файф вновь входит в воду под идеальным углом и появляется на поверхности, очаровательная, мокрая и сияющая. Хорошо, что глаза Эрнеста закрыты. – Попробуй.
