— Всё-таки я должен повидать её.
Вдовствующая королева не узнала брата Томаса. Она сидела в тени, в своём кресле, раскачиваясь взад и вперёд бесконечным движением, руки её расслабленно покоились на коленях.
«Лучше бы она ломала их или плакала», — подумал брат Томас, покачал головой и безнадёжно вздохнул. Она с ним не поздоровалась и не попрощалась, когда он уходил.
Но искра её когда-то могучего ума всё ещё тлела в ней, как последний уголёк, перед тем как огонь умирает в камине и навсегда наступает темнота. Один раз её беспомощные руки задрожали, и она пробормотала: «Бессильный, бессильный, как маврский евнух. — И ещё раз: — Будут фракции, будут фракции, будут фракции».
Размышляя над её последними загадочными словами, брат Томас чувствовал, как забилось его сердце — от возможности появления фракции в Испании, одна из которых будет поддерживать ла Белтранеху, а другая — дона Альфонсо. Он лихорадочно молился, чтобы такие группировки не появились, потому что это могло означать начало гражданской войны, а гражданская война способствовала бы продолжению существования государства Гранада на самом кончике испанского щита.
Но он хорошо знал своих сограждан испанцев. Фракции появятся. «Позвольте им быть достаточно сильными, — молился он, — чтобы можно было защитить дона Альфонсо и донью Изабеллу». Он подумал о фокусниках на ярмарках в Сеговии во время сбора урожая: они двигались по туго натянутым канатам над головами затаивших дыхание жителей городка, держа за середину тяжёлые шесты: казалось, это делало их передвижение более трудным, хотя на самом деле облегчало его...
Когда две противоположные силы одинаковы, то иногда можно пройти по рискованному пути и не упасть. Пути Господни неисповедимы!..
Глава 2Дон Белтран де ла Гуэва сидел расслабившись, закинув одну ногу на мягкую ручку самого удобного кресла королевы. Его лицо было обожжено ветром и всё ещё горело от холода. Он устал, ослабил свой пояс, на котором висела шпага, и едва сдерживал зевоту.
Отвернувшись от зеркала, королева улыбнулась ему через плечо:
— Такое странное для кабальеро появление в комнате дамы, дон Белтран. Вы устали?
— Немного.
— Стакан вина?
— Не надо никого сейчас звать.
— А никого звать не понадобится...
Она положила на место маленькую коробочку румян, вырезанную из ярко-зелёного малахита, и маленькую изящную кисточку, которую только что собиралась поднести к губам, поднялась и подошла к одному из окон. Между занавесками и оконными переплётами стояли два кубка и пузатая тяжёлая бутылка тёмно-зелёного стекла.
— Я не могу понять по вашему рассеянному взгляду, — лукаво произнесла королева, разливая ликёр маленькой белой рукой, — что вы желаете больше — королеву или этого крепкого напитка. — Когда бокалы были наполнены, запах персиков, созревших под летним солнцем много лет назад, заполнил тёплый, напоенный духами воздух комнаты.
Дон Белтран постарался найти подобающий ответ, соответствующий придворным нравам времени:
— И горячительного воздействия вина, и обжигающего пламени женщины...
Королева лукаво рассмеялась. Её смех был необычайно глубоким и музыкальным.
— Не продолжай, Белтран. Маркиз Виллена говорит комплименты значительно лучше. Теперь у тебя будет всё...
Она поднесла кубок к его губам и, когда он отпил, сделала глоток с той же стороны. Затем наклонилась и поцеловала его — пышные кружева платья упали ему на лицо.
— Мне нравится твой рот, когда он влажен от вина, — произнёс Белтран, крепко обнимая её.
Королева не ответила, глаза её были закрыты, длинные чёрные ресницы касались щёк, прижимавшихся к его телу.
— Такая маленькая и такая великая женщина, — прошептал Белтран, зарываясь лицом в её волосы.
— Я буду великой ради тебя — и ради инфанты.
— У тебя самые красивые глаза в мире!
— Красивее, чем у доньи Беатрис де Бобадиллы? — Голос поддразнивал, но в нём была и тревожная нотка. Она знала о том, как он ущипнул щёчку Беатрис, когда впервые увидел её.
— Это ещё ребёнок!..
— Да, у неё такой неуклюжий возраст. Хотя в будущем, уверяю тебя, она может оказаться очень красивой, несмотря на своё низкое происхождение.
Он погладил её щёку своей большой сильной рукой.
— Самая нежная кожа во всей Испании.
— Нежнее, чем у принцессы Изабеллы? Все говорят, что она самая красивая девушка, когда-либо появлявшаяся при дворе. Разве тебя не привлекают зелёные глаза и золотые волосы, дон Белтран? Ты совершенно не следуешь моде. Даже король...
Дон Белтран засмеялся:
— Король тоже?
— У Генриха проницательный взгляд, — сказала королева. — Никто так не любит красоту, как он, и ты должен признать, что её внешность очень ярка.
— Но внешность моей королевы ярче!
Они вместе допили вино из кубка, затем губы снова слились в продолжительном поцелуе.
— Тем не менее я буду продолжать Мучиться ревностью, — призналась она.
Послышалось осторожное царапанье в дверь комнаты. Королева поднялась и села перед зеркалом, доходящим до самого пола. Дон Белтран вытер губы тыльной стороной ладони. Королева взяла в руки кисточку для румян.
— Вы можете войти, — произнесла она.
Только один человек мог осмелиться побеспокоить королеву Испании, когда она находилась в обществе дона Белтрана. Только для этого человека обе половины дворцовых дверей широко распахивались. Другие, менее значимые персоны в соответствии с испанским этикетом, самым чопорным в мире, должны были ограничиваться одной половиной раскрытых дверей.
Юный паж возвестил:
— Его величество король!
Генрих Либеральный задержался на пороге.
— Добрый вечер, Хуана, я могу войти?
Она не могла ему отказать. Более того, в эти дни она прилагала все усилия, чтобы представить их счастливой супружеской парой ради блага инфанты. Нельзя выказывать раздражение в присутствии пажей, когда отец дочери приходит в опочивальню к своей жене.
Королева пожала белыми обнажёнными плечами и утвердительно кивнула отражению короля в зеркале.
— Не вставай, Белтран, не вставай, — сказал король, фамильярно похлопав его по спине. — Ты оказал мне сегодня большую услугу. Ты всегда рад оказать мне услуги, Боже храни тебя.
Дон Белтран снова расслабился в кресле. Король подошёл к королеве, которая умело накладывала помаду на свои пухлые красные губы. Мягкие шаги короля напоминали кошачью походку; на нём были зелёные бархатные туфли, украшенные сверкавшими драгоценностями.
