— Это чтоб к батюшке-солнышку быть ближе…
Чеслав, улыбнувшись в ответ на шутку, кивком поддержал его и взглянул в сторону хижины верховного жреца.
— Мне бы с Колобором поговорить…
— Неможно, он сейчас с Великими, — благоговейным шепотом сообщил Горазд и многозначительно кивнул в сторону капища.
Посмотрев туда, куда указал жрец, Чеслав заметил склоненного перед идолами волхва и понял, что застал кудесника за великим таинством — общением с богами. Только ему, Колобору, главному волхву их племени, было доступно слышать и толковать голоса и волю Великих. Никому больше!
Чеслав видел, как время от времени Колобор, подняв руки к солнцу, светящему из-за головы идола Даждьбога, о чем-то горячо вопрошал шепотом. Протянув руку в сторону, волхв дал знак приблизиться стоящему чуть поодаль другому своему помощнику — Миролюбу. Тот незамедлительно подошел и протянул кудеснику чашу.
«Чашу мудрости!» — догадался Чеслав.
Колобор взял сосуд и, отпив немного, снова передал чашу помощнику. Приняв ее, Миролюб тут же вернулся на место, а волхв опять склонился перед священными идолами. Усердно моля, слушая, внимая…
Чеславу стало понятно, что здесь и сейчас он ответа на свои вопросы не получит. Оставалось терпеливо ждать. С тем и покинул он капище.
Домой молодой муж вернулся затемно. Осторожно вошел в избу, стараясь не шуметь, чтобы не потревожить уже уснувшую Болеславу и Кудряша. Взяв плошку с жиром, что служила светильником и заботливо была оставлена зажженной, Чеслав подошел к лежаку, где спал его друг.
Неспокойным и тревожным был тот сон. Время от времени юноша вздрагивал, метался, стонал и бормотал что-то неразборчиво, а на лицо его набегала мучившая заноза-боль. И во сне горе не отпускало его. Слишком тяжелая была утрата. И кому, как не Чеславу, знакома.
Спать он ушел на сеновал. Раскинувшись на душистой мягкой копне и закинув руки за голову, Чеслав задумчиво уставился на погруженный в темноту чертог Великого Сварога — необъятный и далекий. С ночного неба на него смотрели рассыпавшиеся по черному пологу светила. Старики говорили, что это огни очагов в селении ушедших в вечность предков. Зажигая их, они напоминали потомкам о себе, зачинателях рода, а также помогали им здесь, на земле-матушке, не заплутать в темени, не утратить памяти о том, кто они есть. Время от времени какой-нибудь из далеких огоньков подмигивал холодным светом, и Чеславу казалось, что это кто-то из предков дает ему знак. Кто же? Матушка, отец, брат Ратибор? Были ли уже там и родичи Кудряша?
Мысли о семье Кудряша еще долго не отпускали его, не давая погрузиться в сон. Слишком непонятной и неожиданной для всех была их смерть.
«И что это за сила, о которой упомянул волхв Колобор? Неужто она так могущественна, что за раз умертвила столько люда?»
Но он, Чеслав, вошел туда и ничего необычного и страшного, кроме тел усопших, не увидел! Или просто не заметил, не придал чему-то значения? Ведь он пробыл в жилище совсем мало и далее порога не ходил. А что, если поутру взять да и … Нет… Нет… Волхв неспроста наложил запрет. Но если Колобор смог увидеть, распознать Зло, отчего же он, Чеслав, не по годам опытный охотник, ничего не увидел? Ведь смог же он разгадать убийцу своего отца и брата, а было то ой каким непростым делом! Видать, пустое тягаться с Колобором. Не зря он волхв, служитель Великих, и воля их ему открывается…
Чеслав повернулся на бок, устроился удобнее, пытаясь забыться сном, но упрямые мысли продолжали терзать его голову:
«Но сам же Колобор люду сказал, что Зло, убившее семью Кудряша, в их жилище притаилось. И велел никому не входить туда… А что, если только заглянуть? Только с порога? Может, и удастся разгадать? А как же запрет кудесника? Нет, не стоит ходить туда. Не стоит гневить волхва мудрого. Не стоит запрет нарушать. Не стоит…»
Несмотря на то что лег поздно и долго не мог уснуть, проснулся Чеслав неожиданно рано. Мысли, одолевавшие его накануне, не дали долгого сна. Потянувшись и размяв затекшие суставы, молодой муж решительно выбрался с сеновала.
Из-под навеса донеслось радостное и одновременно требовательное ржание Ветра, что почуял хозяина и призывал его к себе. Но сейчас Чеславу было не до коня. Он спешил…
Молодой охотник пока сам смутно представлял, зачем идет в дом с усопшими, но что-то подсказывало ему, что сделать это надо. Скорее всего, то было чутье, дарованное Чеславу неведомой силой при посвящении его в мужчины, которому, теперь он знал точно, стоит доверять. И чутье шептало ему: «Иди! Ради Кудряша…» Кроме того, любопытство грызло его и не давало покоя: «Что за Зло увидел там Колобор?»
Была такая рань, что даже привыкший вставать с зарей люд еще только начинал ворочаться на лежаках и продирать сонные очи, а потому до запретного жилища Чеслав добрался незамеченным.
Постояв немного у порога, настороженно прислушиваясь и присматриваясь, не видит ли его кто из поселенцев и не грозит ли из жилища какая опасность, Чеслав наконец вошел. Его встретил все тот же ровный гул. Густой тошнотворный запах мертвых тел ударил ему в нос, заставив резко отпрянуть и податься к выходу. Но, переборов себя, он не выбежал, остался в избе. Пылинки, поднявшиеся в воздух при его появлении, дружно затанцевали в луче первого утреннего света, проникшего в жилище через оконницу. Кроме отверстия в стене, свет пытался проникнуть еще и сквозь несколько малых щелей в крыше, но эти попытки были слишком слабыми. Когда глаза привыкли к сумраку, Чеслав смог рассмотреть тех, кто был когда-то семьей Кудряша.
Мать его друга, Иста, женщина крепкая, рослая и полнотелая, лежала, распростершись, посреди избы. Одна рука ее, казалось, судорожно перехватила горло.
«Как будто что-то мешало ей сказать или крикнуть. А может, и вздохнуть», — почему-то подумалось Чеславу.
Вторая рука несчастной была вытянута к порогу. Солнечный луч как раз коснулся ее неподвижных пальцев, словно пытаясь согреть их. Наверное, Иста тянулась к выходу, желая пересечь порог, да так и застыла, не достигнув его. Лицо ее было искажено то ли болью, то ли гневом.
Чеславу непривычно было видеть эту женщину неподвижной. Будучи живой, она так решительно и рьяно управлялась со своим многочисленным семейством, в котором все остальные принадлежали к мужскому роду, что в селении даже шутили: «Ей бы с рогатиной да на медведя — в самый раз! А то и рогатина не понадобится! Руками косолапого затискает».
Она была громогласна, горяча и быстра на расправу. Даже муж ее, отец Кудряша, и тот прислушивался к ее словам и часто не находил нужным перечить. «Все одно по-своему сделает!» — безнадежно отмахивался он и предпочитал отойти в сторону.
Но знал ее Чеслав и другой. Не раз еще сызмальства они с Кудряшом, набегавшись за целый день в своих мальчишечьих забавах, были отловлены ею и не отпущены до тех пор, пока не наедятся до состояния, что еще чуток — и лопнут. И ласки ей хватало не только на своих сорванцов, но и на маленького Чеслава, с рождения оставшегося без матери. Правда, и биты за проказы они с Кудряшом бывали ею тоже не раз. Но так это же для пользы!
