Прошло второе лето. Начались дожди и грозы, и к нам уже почти никто не приезжал. Старые друзья растерялись, новых мы пока не завели. Попробуй-ка познакомиться с кем-нибудь в деревне типа нашей. Старожилы ненавидели нас, считая, что мы только и думаем, как испоганить их родные места, а новички отгораживались от окружающих и пытались поддерживать независимый городской образ жизни. Женщины перемещались здесь в основном на джипах и скрывали лица за большими черными солнцезащитными очками. Складывалось впечатление, что они избегали всех видов человеческих контактов. Покупки и дети выгружались из машины и снова загружались, и мамаши исчезали в своих золотых клетках за высокими заборами, чтобы приводить в порядок дом для своих вечно отсутствующих мужей. Еще немного, и я могла стать такой же отчаянно одинокой, как они.
Наш дом тем временем был готов, и он получился прекрасным. В моем кабинете сделали большое окно, из которого был виден луг с пасущимися коровами. Аннабель и Софи наконец-то получили отдельные комнаты, у меня появилась большая кухня-столовая, о которой я так долго мечтала, с камином и уютным креслом, у Михела — гараж, где он мог возиться с машинами и велосипедами. Местный садовник осуществил нашу мечту иметь большой сад с фруктовыми деревьями, пруд и клумбу с розами. И когда Михел купил новый «вольво» в ознаменование успехов своего предприятия, мы со смехом сказали друг другу:
— Хорошо, что наши городские друзья не видят, в каких благополучных обывателей мы превратились.
В четверть восьмого Михел уезжал в свою контору в Амстердам. В половине девятого я отвозила на велосипеде девочек в школу, которая находилась прямо в лесу. После этого энергично принималась за работу и проводила в кабинете весь день до четверти четвертого, когда надо было идти забирать детей — это был самый тяжелый момент дня. Я либо одиноко стояла рядом с другими мамашами, которые болтали друг с другом, не обращая на меня абсолютно никакого внимания, либо сидела и ждала детей в машине, как те самые скрывающиеся за черными очками женщины. И только когда двери открывались и оживленная толпа детей вываливалась на улицу, все немного оттаивали и казались способными к общению со мной, хотя бы настолько, чтобы выяснить, у кого и до которого часа дети будут играть после уроков.
Когда живешь в деревне, постоянно наталкиваешься на одних и тех же людей. На уроках физкультуры, на хоккее, в супермаркете, в бассейне, на празднике в честь Санта-Клауса, в булочной, на теннисном корте, в спортивной школе. Все это было совершенно спокойно и безопасно для наших дочек, которые в мгновение ока обзавелись здесь толпой подружек. Мне же это нравилось гораздо меньше. Некоторые мамаши, с которыми я сталкивалась нос к носу по три раза на дню, со мной даже не здоровались.
— Деточка, у тебя вскоре появятся новые друзья, ты познакомишься через детей, у меня всегда так бывало, — уверяла моя мать, но то время казалось мне явно в прошлом. Я играла в теннис, ни свет ни заря отвозила девчонок на промозглые хоккейные площадки, до одурения мастерила какие-то поделки в школе, мы с Михелом регулярно посещали самое популярное местное кафе. Но это не приносило новых друзей, лишь несколько поверхностных знакомых. От постоянного пребывания в одиночестве я все больше погружалась в депрессию. Я должна была как-то противостоять этому сводящему с ума чувству превращения в изгоя общества, противостоять страху, что у меня больше никогда не будет подруг, что со мной что-то неладно. Мне ужасно хотелось иметь подругу, с которой можно было бы запросто попить кофе, случайно встретиться в супермаркете, с которой я могла бы пооткровенничать о детях, о муже, о доме, о своей маме, обо всем, чего не обсудишь даже с близкими родственниками. Не оставалось ничего другого, как активно пускаться на поиски.
Первой же целью моего наступления на этом направлении стала Ханнеке, стильно одетая женщина примерно моего возраста, которую я видела каждый раз утром и днем вбегающей в школу или выбегающей из школы, таща за собой сынишку. По своему складу она была похожа скорее на меня, чем на остальных мам, которые появлялись всегда точно вовремя, модно причесанные, накрашенные и тщательно одетые. У Ханнеке явно были другие заботы, кроме забот матери и жены, и мне ужасно хотелось узнать, какие же именно. Так как моя дочка Софи прекрасно ладила с ее сыном Мейсом, я вполне могла пригласить его к нам поиграть, а когда Ханнеке в конце дня пришла забирать Мейса, вздыхая от накопившегося за день стресса, я, предварительно открыв и поставив в холодильник бутылку шабли, якобы спонтанно предложила ей бокал белого вина, чтобы расслабиться. Она сразу же плюхнулась на стул у меня в кухне, швырнула сумку на стол, спросила, можно ли закурить, и прежде чем я сказала «да», щелкнула зажигалкой. И лишь после этого с легким удивлением стала осматриваться вокруг, как будто только сейчас поняла, где находится, а потом сказала, что у нас классный дом. Особенно камин в кухне. Что это прекрасная мысль, что она тоже так сделает. Она сразу представила себе, как устроится в кресле у камина с хорошей книгой, я сказала, что это всегда была и моя мечта, но за все полтора года, что мы здесь живем, она так и не осуществилась.
— Точно-точно, — крикнула Ханнеке, громко смеясь. — Знаешь, мне в прошлом году подарили на день рождения складное кресло, ну, сидеть в саду, так я в нем пока еще и не сидела. Вот мой муж Иво, так тот часто в нем спит. А подарили-то его мне!
Жалуясь на своих мужей, мы допили бутылку шабли, и она рассказала мне, что работает дизайнером по интерьерам, это дает ей возможность бывать в самых красивых домах в нашем поселке и оформлять их интерьер.
— Деньги они гребут лопатой, а вкуса никакого. Но вкус можно купить. У меня. Это здорово срабатывает: если у одной соседки есть новый белый диван, другая тоже хочет такой, только больше и с обивкой подороже. А мне это очень выгодно.
Оказалось, что Ханнеке и Иво живут здесь тоже всего два года, а перед этим много лет прожили в Амстердаме, и у них тоже понемногу теряются друзья. Она сказала, что чувствует себя в школе белой вороной. Мы выяснили, что обе вынуждены вести жизнь, которой раньше боялись. Во время первой беременности мы обе искренне считали, что будем продолжать работать на полную ставку, что забота о ребенке будет правильно распределена, потому что наши мужья обещали один день в неделю раньше приходить домой с работы. Ничего не изменится, потому что мы будем продолжать точно так же ходить в рестораны и путешествовать и жить в городе. И вот теперь здесь, в этой деревне, в особняке с кухней-столовой, мы тянем свою лямку в нашем семейном разделении труда, с вечно отсутствующими мужьями и детьми, ради которых и затеяли все это.
— Еще немного, — возбужденно сказала Ханнеке, — и он найдет себе бабу помоложе. Тогда картина будет полной. Ну, я уж тоже что-нибудь придумаю. Заведу себе любовника. Ха-ха. Мы еще повоюем.
Мы напились и разогрели детям блины в микроволновке. Я откупорила еще одну бутылку вина, поставила в духовку итальянский хлеб и подала на стол французские сыры, которые купила для выходных. Мы время от времени даже путались в словах, так хотелось рассказать друг другу все, о чем передумали за прошедшие годы, мы были так рады, что нашли друг в друге товарища по судьбе. Благодаря своей работе Ханнеке была больше меня осведомлена обо всем, что происходит в нашей деревне. Она рассказывала мне все последние сплетни о папашах и мамашах нашей школы, а я ловила каждое ее слово. Я сделала томатный суп и посадила детей смотреть видео, и к половине девятого, когда Михел должен был прийти домой, мы, пьяные в стельку, хохотали за кухонным столом и решили создать клуб гурманов. Ханнеке знала несколько «приличных баб», ее клиенток, которые тоже были бы рады расширить свой круг общения. Она предложила провести у себя первое собрание. У нее много места и она любит готовить. В тот вечер я нырнула в кровать, разгоряченная алкоголем и радостная, как ребенок. Возможно, я встретила первую подругу в этой деревне. И идея с клубом гурманов мне ужасно понравилась.
