десять ярдов, а это значит, что, в худшем случае, мы забьем гол и сравняем счет. Но главное, чтобы мы сделали это быстро — у нас еще есть время набрать очки, и я хочу быть тем, кто это сделает.
И только когда я отбегаю назад для следующего розыгрыша, до меня доходит, что я только что преодолел около восьмидесяти ярдов. Хоть это и впечатляюще, но меня больше волнует рекордный результат. Я слышу, как ликуют выпускники нашей школы, и, оглядываясь, замечаю Ника Валентайна, нашего бывшего квотербека и моего лучшего друга. Он держит плакат с надписью «ГЕРЦОГ ОРСИНО» и изображением козла21 — знак того, что я побил рекорд по количеству ярдов в истории Мессалины.
«Не такое уж большое дело», — говорю я себе, но тут же замечаю отца на боковой линии. Он, как обычно, жует пластинку Big Red22 и что-то быстро печатает в телефоне. Сдержанный, как и всегда, он показывает мне палец вверх, хотя я знаю, что он уже написал о произошедшем моему брату Кэму.
Ладно, не буду врать. Это просто потрясающее чувство.
— Отличный забег, — говорит Курио, когда я занимаю свое место для следующего розыгрыша. — Хочешь повторить?
— И забрать всю славу себе? Хоть раз попробуй сам, — отвечаю я. Он закатывает глаза и объявляет пасовую комбинацию, так что этот розыгрыш не для меня.
Пас Курио оказывается не идеальным, но я и не успеваю полностью его отследить. Меня блокирует корнербек, которому, видимо, приказали не пропускать меня в зачетную зону, что логично, но это начинает меня бесить. Он бессмысленно толкается, а я пихаю его в ответ Судя по выражению лица, он явно бормочет что-то недружелюбное, но я ничего не слышу из-за звука оркестра, трубящего марш Мессалины. Раздраженный, я снова оказываюсь рядом с Волио и ловлю его косой взгляд:
— Все нормально, Герцог?
— Лучше не бывает, Мэл. Этот мяч — мой. Курио! — кричу я и обмениваюсь с нашим квотербеком, который говорит, что сейчас произойдет взрыв в прямом смысле этого слова. Я собираюсь взять мяч и доставить его в зачетную зону Падуи, где ему самое место.
Игра начинается, и мяч оказывается у меня. Я крепко прижимаю его к телу, наклоняю голову и рвусь вперед, словно вся моя сила воли сосредоточена в одном рывке. Моя мама ненавидит смотреть на такие моменты, она всегда закрывает глаза, но для меня именно в этот момент игра больше всего напоминает войну — в ней есть что-то первобытное и опасное.
Я стискиваю зубами капу и пробиваюсь вперед изо всех сил. Привычный и необходимый риск, основанный на четырех годах силовых тренировок, удаче и огромной дозе слепой веры.
Почти сразу же меня атакуют c обеих сторон и тянут в разных направлениях. Что-то врезается в мой шлем спереди; я вовремя вскидываю подбородок, чтобы не растерять концетрацию, но в этот момент ощущаю сильный удар по правому колену, отчего то выворачивается под странным углом…
(Черт.)
…и в приступе ослепляющей боли я оказываюсь на дне кучи-малы, с мячом, вдавленным в живот и всего в ярде от зачетной зоны.
На секунду я почти теряю сознание, но после поднимаюсь, моргнув несколько раз в попытке прийти в себя.
Болит ли у меня что-нибудь?
Нет, ничего не болит. (Так происходит каждый раз после удара. Мгновенный всплеск чего-то, будь то нервы или что-то еще.) Я медленно поднимаюсь, позволяя Курио мне помочь, пока пытаюсь я восстановить равновесие. Оказавшись в вертикальном положении, я чувствую, что со мной все в порядке.
Наверное.
Я сгибаю и разгибаю колено, проверяя его.
— Все в порядке? — тихо спрашивает Курио.
— Да. Я бы понял, если бы что-то было не так, верно? — отзываюсь я. — Да, все нормально.
Скрытое под шлемом лицо Курио не выражает эмоций.
— Выглядело плохо.
На мгновение я задумываюсь, но тут тренер объявляет тайм-аут. На стадионе повисает напряжение, причем такое, которое обычно предвещает поражение. Курио хмурится, ожидая моего ответа, но я качаю головой. Нам все еще нужна победа, и я единственный, кто может ее принести.
— Просто в шоке, извините, — кричу я, подбегая к ребятам. — Все нормально.
Ко мне подходит наш тренер по нападению, Фрэнк.
— Это был тяжелый удар, Орсино, — говорит он низким голосом.
— Нет, — я натягиваю на лицо самую радостную улыбку, зная, что тренер на меня смотрит.
— Все в порядке. Просто ушиб.
Он c сомнением приподнимает бровь:
— Ты уверен?
— Когда мы в одном ярде от победы? Конечно уверен. — Я чувствую себя странно, немного неустойчиво, но точно могу двигаться. К тому же поражение в этом этапе сезона означает прощание с чемпионатом штата. Сезон подойдет к концу и — пуф — все мое наследие превратится в дым. — Я в порядке, — повторяю я. — Не о чем волноваться.
Фрэнк щурится, затем бросает быстрый взгляд на моего отца:
— Рисково, — бормочет он. — Возможно, лучше вывести его с поля сейчас?
— Ни за что, — тут же вмешиваюсь я. — Нам остался всего один ярд до победы!
Если кто и будет желать победы так же, как я, так это тренер Орсино. Он коротко кивает, и от облегчения у меня перехватывает дыхание.
— Проведем контратаку. Волио, — добавляет тренер, — держись ближе.
Мы расходимся и возвращаемся на поле. Курио все еще поглядывает на меня, пока я проверяю стойку.
— Точно все в порядке?
Я засовываю капу обратно в рот и пожимаю плечами, Курио в ответ лишь понимающе кивает. Какая разница, готов я или нет, это должно произойти. Насколько я могу судить, колено слегка побаливает, но все в порядке. Вперед и только вперед.
Пока мы готовимся к розыгрышу, я ловлю взгляд наблюдающего за мной корнербека. Честно говоря, он как-то странно пялится. Я посылаю ему воздушный поцелуй, а затем фокусируюсь на линии атаки и отбрасываю все сомнения, когда в поле зрения появляется зачетная зона.
Третий даун. Теперь все или ничего. Мы c Волио занимаем позиции для контратаки — еще одного хорошо отработанного отвлекающего маневра.
— На счет раз, — кричит Курио. — Внимание!
Я отхожу в конец поля, и Курио делает великолепную, достойную «Оскара» фальшивую передачу Волио, на которую ведутся все, кроме старого знакомого — корнербека из Падуи, не сводящего с меня глаз. Хотя не то чтобы это имело значение. Курио передает мне мяч, и я бросаюсь вперед, слегка отклоняясь в сторону, чтобы открыть свободный проход. Я знаю, что эта зачетная зона будет за мной, и толпа тоже это знает.
— ГЕРЦОГ, ГЕРЦОГ, ГЕРЦОГ…
Корнербек Падуи падает, целясь мне в ноги — в колени, —
