Шьямлала, доставал наконец из сумки конверт, Намта захлопывала окно и исчезала в доме.
ШИПЫ В БУКЕТЕ ВОСПОМИНАНИЙ
Как-то почтальон наведывался к ним три дня подряд — бабу Шьямлала дома не было, а выдать перевод другим членам семьи почтальон наотрез отказался. Туго им пришлось в ту пору, и бабу Шьямлал вынужден был написать сыну, чтобы впредь тот высылал деньги на имя матери: она может получить их в любое время.
С тех пор как переводы и письма от сына стали приходить регулярно, бабу Шьямлал занялся маклерством. Утром он покупал газету и, бегло просмотрев колонку «Купля-продажа», немедленно отправлялся по адресам тех, кто дал объявление о продаже. Придя, он не спеша осматривал предлагаемую вещь, потом долго торговался с хозяином, а договорившись о цене, тотчас же выписывал чек. Однако вместо того, чтобы везти покупку домой, он усаживался на обочине дороги и ждал покупателей. Когда покупатель наконец появлялся, бабу Шьямлал перепродавал ему вещь, зарабатывая на каждой такой сделке рупий тридцать-сорок, а случалось, и пятьдесят. На следующее утро он снова изучал заветную колонку.
Однажды, правда, бабу Шьямлал чуть было не погорел на подержанных велосипедах. Сделка состоялась в Тилак-нагаре[5], а перепродать велосипеды можно было на противоположном конце города — в старом Дели. Тащиться в такую даль никто из покупателей не стал. Напрасно ждал бабу Шьямлал: покупатели будто сквозь землю провалились. Неприятности начались в полдень. Прежний хозяин потребовал, чтобы он вывозил купленный товар. Под разными предлогами бабу Шьямлал тянул время, однако истинная причина заключалась в том, что на его счету в банке было гораздо меньше той суммы, на которую он заключил сделку. Прежний владелец товара стал требовать, чтобы ему платили наличными и забирали купленный товар еще до наступления темноты.
Еле выпутался тогда бабу Шьямлал. Сказав, что ему надо сходить в банк и получить деньги, бабу Шьямлал выскочил из лавки. Больше туда он уже не возвращался. После этого случая показываться в Тилак-нагаре ему было уже рискованно, точно так же как в прилегающих к нему районах — Рамеш-нагаре, Моти-нагаре и Раджори-гарденз. Теперь бабу Шьямлал заключал сделку лишь в том случае, если товар находился в старом Дели — поблизости от мечети Джама-масджид или Садар-базара, где постоянно было многолюдно. Однако, несмотря на случавшиеся изредка осложнения и неприятности, дела у него шли неплохо и в доме появились новые вещи, приобретенные им, по существу, бесплатно: утюг, туалетный столик, электроплитка, термос, изрядно потертый ковер, несколько настенных ламп и многое другое… Для себя же он приобрел подержанное демисезонное пальто — в холодный сезон это была незаменимая вещь. Он даже подумывал о том, чтобы, если подвернется случай, обзавестись швейной машинкой и феном.
С каждым днем все лучше шли его дела, все крепче и уверенней становилась его хватка, и ему стало казаться, что еще совсем немного — и жизнь вновь вернется на круги своя. Когда положение семьи упрочилось, бабу Шьямлал решился наконец поговорить со старшей дочерью.
— Так дело не пойдет… Нет никакой нужды до самого вечера болтаться невесть где. Мне казалось, что ты сама подумаешь…
— Но ведь лавка закрывается только в семь, папа, — возразила Тара. — Освободиться раньше семи я никак не могу.
— Не можешь — рассчитайся! — повысил голос отец. — Не нужна нам такая работа! Я сам еще в состоянии всех вас прокормить. Вот возьми Бирена. Сам до всего дошел, безо всяких помощников. Поняла?
— А на что жить будем? — удивилась Тара.
— Не твоего ума дело. Поступай, как тебе говорят.
— А ты думай, прежде чем говорить, — вмешалась жена. — Денежный перевод пришел — вот и расхорохорился. Ну пройдет неделя, а дальше как будем жить? За Самиру тоже надо платить, а чем?
— Я сам все устрою.
— Вот будешь иметь постоянную работу, станешь два раза в месяц приносить мне получку, тогда она и будет сидеть дома, — проговорила жена раздраженно. — А без толку нечего приказы раздавать. Тебе что — улизнул из дому, а расхлебывать-то нам приходится. Хочешь ты или не хочешь, а без ее заработка нам не обойтись…
Бабу Шьямлал удивленно уставился на жену. За годы, прожитые здесь, она очень переменилась, однако в чем заключалась происшедшая с ней перемена, это пока оставалось для него загадкой. Рамми выглядела моложе своего возраста. Она была еще стройна и привлекательна, хотя на шее уже появились предательские складки. Шьямлал с удивлением разглядывал ее. Потом сделал ей знак и прошел в соседнюю комнату. Она последовала за ним.
— Ну вот что, дорогая, — поворачиваясь к ней, проговорил бабу Шьямлал и крепко взял ее за плечи. — Потолковали, и хватит. Не нравится мне все это!
Она продолжала стоять, а бабу Шьямлал тем временем принялся открывать старенькую шкатулку.
— Что ищешь? — тихо спросила жена.
— Ничего…
— А что все-таки? Может, скажешь?
Он недовольно нахмурился и захлопнул шкатулку. Однако, когда жена вышла, он снова украдкой открыл шкатулку и стал перебирать ее содержимое.
Это была обычная, ничем не примечательная шкатулка, в которой хранят мелкие памятные вещицы. Многое можно было найти здесь, что напоминало о предках хозяев дома: искусственную челюсть, старинную цепочку для часов, шелковую тесьму, серебряную зубочистку и изрядно потертое кольцо, которое надевают на большой палец ноги, дешевые подвески и старые счета, несколько старых монет и пожелтевшие от времени письма, мелкие раковины и какие-то пурпурные зернышки, старые рецепты и сандаловые четки, томик «Рамаяны» и генеалогическое древо рода, выцветшие фотографии и три рупии, сохранившиеся еще со времен королевы Виктории. Все, что отслужило свой век, попадало в эту шкатулку. Когда открывали крышку, комната наполнялась ароматом давно минувших лет, который долго не улетучивался — даже после того, как ее закрывали. Бабу Шьямлал редко касался шкатулки, но когда, случалось, открывал ее, то перебирал содержимое с чувством величайшего благоговения. Осмотрев вещицу со всех сторон, он осторожно укладывал ее на прежнее место.
В тот вечер, захлопнув шкатулку, он углубился в воспоминания. Дочери и жена молча внимали ему, стараясь не пропустить ни слова. Это были красочные рассказы о прошлом, о котором они знали лишь со слов старших. Из его рассказов перед их мысленным взором одна за другой проплывали картины тех лет, когда люди жили неторопливо и спокойно, не обременяя себя думами и заботами. Когда же речь зашла об обычаях, которых придерживались предки, бабу Шьямлал изрек торжественным тоном:
— А бабушка моя никого из соседей даже в лицо не знала. Порог боялась переступить. Когда всей семьей отправлялись в храм, то двуколку с четырех сторон завешивали покрывалами, чтоб никто не мог видеть ее лица.
