в машине. Но ему нужна помощь. Ладно, возможно, какая-то часть его знает, что он творил, хотя сомневаюсь в этом, — добавляю я, когда сверкающие глаза Кью встречаются с моими. — Я клянусь. Он становится другим человеком. Судя по тому, как он разговаривал, он действительно думал, что Ривер — это… Не знаю, отдельная сущность. Я не знаю, как это объяснить. — Слезы разочарования наполняют мои глаза, но я смахиваю их. Сейчас не время ломаться. Не тогда, когда я нужна Рену.
— Ты устала. — Папа смотрит на маму, которая обнимает меня за талию. — Отдохни немного. Мы поговорим об этом, как только ты немного придешь в себя.
Другими словами, слушайся, как хорошая маленькая девочка. Нет ничего, что я ненавижу больше, чем когда меня вот так отвергают, и в этом папа эксперт. Он точно знает, как заставить человека почувствовать себя инфантильным и опекаемым.
— Пойдем, — бормочет мама. — Тебе нужно позаботиться о себе. Если ты действительно нужна Рену, ему нужно, чтобы ты была в порядке. Ты не принесешь ему никакой пользы, если будешь больна и измучена.
Она этого не понимает. Никто из них не понимает. Они предпочли бы обращаться со мной так, словно я какая-то хрупкая вещь, которая вот-вот разобьется. У меня нет выбора, кроме как позволить ей отвести меня наверх. Может быть, я смогу достучаться до них завтра. В любом случае, я должна попытаться.
Если бы не мама, ворвавшаяся в мою комнату, я, вероятно, продолжала бы расхаживать по ней, обдумывая, как помочь Рену. У меня болит живот, и каждое движение только усиливает тошноту. Это то, о чем я должна беспокоиться. Каждую минуту я беспокоюсь об отце моего ребенка, в то время как из-за беременности меня тошнит каждое утро. Я знаю, что не одинока, но я так себя чувствую.
— Ну же, — убеждает она бодрым голосом. — У нас будут гости. — Она двигается во время разговора, порхая по комнате, как колибри. Открывает жалюзи, наполняя комнату ослепительным солнечным светом.
— Кто? — Мой голос звучит больным и несчастным. Она не должна знать. Никто не должен знать. Я прочищаю горло и пытаюсь снова. — Кто к нам придет?
— Роман и Софи, — говорит она мне, собирая одежду, которую я вчера оставила в куче, прежде чем пойти в душ, а затем рухнуть в постель. — И они привезут Луну.
Упоминание Луны — это свеча, зажигающаяся в моем сердце. Если есть кто-то, на чье понимание я могу рассчитывать, так это она. Она выслушает. Она захочет помочь своему брату.
— И еще… — Мама присаживается на край кровати, сцепляет руки на коленях, но не удерживается и гладит меня по волосам. — Насколько я понимаю, твой отец был занят всю ночь, пытаясь разобраться в ситуации с Реном. Он захочет увидеть тебя, когда ты спустишься вниз. Тебе следует сделать это как можно скорее, пока не приехали остальные. И тебе нужно поесть, — добавляет она твердым голосом, прежде чем встать.
При мысли о еде мне хочется плакать.
— Меня немного подташнивает, — решаюсь я. — Не думаю, что хочу есть.
— Тебе нужно что-нибудь съесть. Может быть, немного мятного чая поможет успокоить твой желудок. Я поставлю чайник, но тебе придется спуститься и взять его самой.
Меня заводит не идея чая. А желание узнать, что выяснил папа. Этого достаточно, чтобы заставить меня проделать все необходимые действия: одеться, причесаться — и все это перед тем, как я медленно спущусь вниз.
Где сейчас Рен? Я не могла ударить его достаточно сильно, чтобы убить, но кто знает? Нет, он дышал до того, как я ушла… не так ли? Мой желудок сводит, но на этот раз это не из-за утренней тошноты. Мне нужно взять себя в руки, иначе я сорвусь. Шаг за шагом.
Первым делом я беру предложенный мамой чай, который уже заварился, пока я добиралась до кухни.
— И еще немного тостов, — настаивает она, ставя тарелку на столешницу из кварца. Это последнее, что мне хочется делать, но я беру ломтик и откусываю один маленький кусочек, потом другой. Я медленно жую и отпиваю чай маленькими глотками, и после нескольких медленных вдохов кажется, что я смогу его проглотить.
Мне приходится оставить остатки тоста, но я беру чай с собой в папин кабинет. Дверь открыта, но я все равно стучу, когда вижу, что он наклонился поближе к экрану своего MacBook, как будто поглощен чтением.
Он вскидывает голову, когда слышит меня, и сразу же закрывает экран.
— Что-то, чего я не должна видеть? — Спрашиваю, пытаясь сделать вид, что шучу, но это не так. Я вроде как чувствую, что должна ходить на цыпочках после того, как так долго пугала всех своим отсутствием, но я не собираюсь волшебным образом мириться с тем, что он обращается со мной как с ребенком, который не может справиться с фактами.
Он хмурится, но кивает на один из стульев перед собой.
— Присаживайся. Нам нужно поговорить. — Как только я сажусь, он вздыхает. — Я потратил часы, копаясь в информации о "Безопасном убежище", еще до того, как мы их уничтожили. Я думал, что знаю о нем все. Хотя, очевидно, что невозможно знать всего о подобном месте. Так много секретов было похоронено. — Его голос немного срывается, и это похоже на то, как будто кто-то поднес скальпель к моему сердцу и разрезал его.
— Расскажи мне, — настаиваю я, ставя кружку на его стол, когда мои руки начинают дрожать.
— Именно твой дядя Люк дал мне ответы, в которых я нуждался. — Выражение боли и отвращения появляется на его лице, прежде чем он берет себя в руки. — Как оказалось, там был Ривер. Он действительно существовал.
Я сажусь немного прямее и готова поклясться, что каждый нерв в моем теле гудит. Я почти слышу это у себя в голове. Ривер существовал. В прошедшем времени.
— И? Кем он был? Что с ним случилось?
Очевидно, что он не хочет этого говорить, по тому, как он скрежещет зубами, как тикает его челюсть.
— Ривер был биологическим братом Рена.
— Был? — Шепчу я. — Он… сейчас мертв?
— Боюсь, что да. Очевидно, по словам Люка, Ривер умер там. Он не мог вспомнить точных деталей, но для нас не секрет, что дети подвергались насилию, иногда жестокому. Что бы ни сделали с Ривером, это было слишком, и он умер… при Рене. Люк думал, что Рен был слишком мал, чтобы помнить. — Если он и знает что-то еще, то держит это при себе. Может быть, он хочет защитить меня от этого.
Каким-то образом
