на их долю.
Теперь же Вера изнемогала от слабости, но девочке жизнь дала, и сама не погибла. Это благое событие грело душу оставленного охранять Монастырь Леонида.
– Довольно смертей, хватит костлявой по нашей общине ходить. Пусть ниспосланная Богом жизнь отгонит от нас тьму Навьих проклятий, – сказал он, не сумев не помянуть резню прошлой ночи. – Как наречёшь ваше дитя?
– Женей, – выдохнула усталая Вера.
– Евгенией значит? Хорошее имя, для настоящей красавицы. Вон какие у неё голубые глаза, как у батюшки. А волосики-то светлые, как у матушки, – улыбнулся Леонид круглому детскому личику.
В сенях послышался шум. Громыхая сапогами, в горницу вошёл ополченец Данила. Он нёс в смятой тряпке нож с гребнем, вырванные из входной двери.
– Эх ты, болван! – разразился воевода. – На кой чёрт ты эту гадость сюда приволок!
– Так снять надо было. Бабы ходят перед избой, крестятся, шепчутся, одно слово – дурки! Хоть и «тридцатник» на улице, а со всей слободы люди сбежались. Лясы точат, на холоде топчутся.
Вера отвернулась в подушку и тихо всхлипнула. Леонид начал выталкивать ратника вон из избы.
– Ты эту дрянь сожги! Гребень с ножом руками не трогай и дым не вдыхай – вещь на худо подброшенная, с порчей и с заговором. Коснёшься – сразу на тебя беды повалятся, одна другой хлеще!
Данила испугался и трижды плюнул через плечо и пробормотал: «Чур меня!»
– Лучше бы перекрестился! – поморщился воевода. Данила хотел было выскочить за порог, но Леонид придержал. – Стой! Вот что, нож пока не сжигай, покажем его Сергею. Может в ноже есть послание. А гребень сожги, чтобы праха от него не осталось. Да вели ратникам собираться, оружие готовить, машину…
– Машину за Сергеем отправили, – поспешил напомнить Данила.
– Поучи меня ещё! Иди, жги Навье проклятие, пока всех нас не помазал.
Воевода и ратник, переругиваясь, вышли на улицу. У ворот и правда собралось много людей. Христиане шептались, бабы всхлипывали и вполголоса пересказывали друг другу слухи и сплетни про ночную резню. Многие успели рассмотреть нож в дверях Веры. Молодой жене Волка и без того тяжко жилось среди людских домыслов, ведь обвенчалась с явившимся из-под земли чужаком. Но Леонид хорошо знал их семью и Сергея. Он был из тех, в ком нуждался теперь Монастырь, а после смерти Настоятеля будет нуждаться ещё больше.
– Лёня! – вдруг послышался окрик Веры. Леонид скорым шагом вернулся в дом. Она тянула к нему бледную руку и со слезами заговорила.
– Не ходи один к норам! Не спеши Нави мстить! Дождись Серёжу!
– Не женское это дело решать, куда посылать ратников. Не бойся ничего, мы христиан защитим.
Вера руку не отпускала.
– Не в страхах причина. Я видела Навь, знаю, о ком говорю. Лукавая она и коварная, словно дьявол, а сердце ранено. К такой бестии лучше не подходить!
Леонид помрачнел и отпустил руку.
– Я подземников не боюсь, пусть сами меня в норах боятся. Они детей наших режут – тут уж не Бог им судья, а мы сами. Пока Сергея нет, я защищаю общину. Но не волнуйся, смогу и тебя защитить вместе с Женей. Не знает Навь, на кого нарвалась, как умеем мы воевать.
*************
Машин в Монастыре не осталось, лишь кони. Их содержали в хорошо натопленных стойлах с пристроенным домом конюшего. Лошади были сыты, сильны, но очень не любили морозов. Стоило вывести их из тепла – кони враз заартачились, ударили копытами по снегу. От разогретых тел повалил пар. Лошадей успокоили, лишь укрыв им спины тёплой попоной.
– Зря надумал ты вылазку, – подготавливал упряжь к дороге Данила. Леонид ответил вполголоса, чтобы другие ратники рядом с ними не услыхали.
– Среди бела дня пойдём, по кровавому следу, который у частокола нашли. Где Навьи норы мы знаем, а вот где вход в них – придётся разведать. У подземников тоннели на многие километры прокопаны. Одних входов и выходов в лесу с десяток.
– Я не про то, – хмуро ответил ратник. – Сергея надо дождаться. Настоятель его принял и крестил с умыслом, чтобы он Навь помог усмирить. Вот как раз такой случай представился.
– Нет его здесь! Понятно? – выкрикнул Леонид. – Когда вернётся, след убийц уж простынет, уйдут под земь, сучьи дети, и до весны их не выкуришь! Да и весной не дотянешься, если надумают спрятаться. Навьи сволочи роют словно кроты, того и глядишь посреди Монастыря выскочат.
Данила с сомнением покачал головой, Леонид продолжал.
– Настоятель крещёного Волка под Тавриту направил. Поверил, что Навь по морозу в общину не сунется, а с языческими лучше сражаться Сергею. Непрост народ в Китеже, ох непро-ост! Дело христианское надо отстаивать, чтобы своего не упустить, после победы над Красным Иваном на западном берегу Кривды надо остаться. Ну кто из нас может лучше Сергея это дело обставить?
– Чудно́, ребята говорили, ты злишься на Сергея, мол, сам хотел с Красным Иваном счёты свести, но в общине остался.
– А кто не хотел? – сверкнул Леонид глазами. – Иван, как узнал о разрыве с Монастырём, начал у себя христиан убивать, губил наших переселенцев целыми семьями. Но люди добрые везде есть. Дом и Аруч из-за резни против Ивана восстали, не дали наших единоверцев в обиду. Немало моих друзей и знакомых от руки Тавритской погибли, а кто и
