уже платил.
— Мало заплатил, — продолжил подручный, а другие участники банды оскалились.
Пять человек, не считая генеральскую дочурку, которая сейчас стоит за спинами своих бычков в дешевой курточке из темно-красного кожзама, сложив руки на груди и ехидно улыбаясь.
— Мы слышали, в твоей фирме даже стажерам платят по четыре миллиона вон, а то и больше, — наконец-то подала голос Аран.
— Не знаю, где вы это слышали, но я сижу на минималке, как любой стажер, — ответил я. — И платить с зарплаты не собираюсь, это мои деньги.
— Ты еще не понял, Ён Сок? Нет смысла отпираться, — улыбнулась Аран, делая шаг вперед. — С тебя миллион вон с зарплаты и полмиллиона со стипендии. Ты должен помогать своим, разве нет?
Тц! Гадство! Стипендия для перебежчиков составляет миллион четыреста тысяч вон в месяц. Это минимальная сумма оплаты труда в Южной Корее, установленная законом. Выплачивают ее на протяжении года за счет подъемных, которые выделяются правительством в размере шестнадцати миллионов вон на каждого беглеца. То есть мне осталось получать выплаты еще пять месяцев, а после — я сам по себе. У меня и так отбирали треть от этой суммы ежемесячно, еще треть шла на частичное погашение жилья, связь и другие расходы. В итоге у меня на руках оставалось чуть больше четырехсот тысяч вон или всего триста долларов США, а на эти деньги в Сеуле особо не разгуляешься, особенно, если у тебя нет даже одежды. Спасало только то, что в адаптационном центре была своя столовая, где нас кормили на завтрак и обед, а ужин был на совести самих беглецов. Хотя кормили там так, что и ужинать не надо — каждый наедался до отвала, северяне умели ценить еду.
Если Аран и ее банда прогнут меня и начнут отжимать и еще миллион из моей стажерской зарплаты — я просто не выживу. Аренда комнатушки, в которой я сейчас живу, стоит мне шестьсот тысяч вон в месяц, я и так думал перебраться из Хондэ в какой-нибудь более далекий район, но до работы и так был минимум час езды на метро и еще двадцать минут пешком в одну сторону. С такими темпами у меня просто не останется времени на что-то кроме сна.
— Повторяю, мне будут платить там минималку, полтора миллиона в месяц, — процедил я, глядя на стоящих в пяти шагах подонков. — Мне за жилье платить.
— Ты отобрал перспективное место у одного из наших и еще смеешь дерзить? — подняла бровь Аран.
— Лучше бы сдала секреты своего папаши национальному агентству, я слышал, за ценные сведения платят до миллиарда вон, — парировал я. — Или ты уже пыталась, да они признали тебя пустышкой?
— Гаденыш! — взвилась Аран. — Как ты смеешь⁈ Проучите его!
Бугаи Аран только шагнули в мою сторону, а я уже запустил руку в пакет с продуктами, судорожно нащупывая горлышко бутылки соджу. Едва пальцы нащупали стекло, я рванул руку и одним ударом разбил бутылку о стоящий рядом столб. Ладонь обожгло попавшим в порез алкоголем — бутылка была дешевой и тонкой, и треснула до самой пробки, порезав кожу. Но сейчас это было неважно. Важно — дать отпор этим ублюдкам.
— Сдохнуть хотите⁈ По одному! — крикнул я, бросая под ноги пакет, в котором осталась лежать упаковка кимчи, рис и бутылочка соевого соуса.
Разбитая бутылка соджу ощетинилась тонкими острыми краями. Я знал, что на юге все решают с помощью кулаков и очень редко — с помощью дубинок и ножей, но мы не южане. На севере все средства хороши, я понимал, с кем имею дело. Даже если сейчас они вытащат самодельные кастеты и короткие палки, одного или двоих за собой я прихватить успею.
— Ну чего встали, собаки⁈ — крикнул я еще раз, делая перед выпад «розочкой». — Давайте! Покажите свою преданность хозяйке!
Лицо Ким Аран перекосило от гнева, она уже готовилась выкрикнуть какой-то приказ, как тут из окна одного из домов высунулась голова пожилого мужчины.
— Вы чего тут устроили⁈ Я сейчас полицию вызову! — прокричал мужчина.
— Не лезь не в свои дела, старик! — крикнул один из бугаев.
— Это что тут, пукчосонцы буянят⁈ — мигом завелся дед. — С вами разберутся! Мигом разберутся!
— Валим, — сквозь зубы прошипела своим подручным Аран. — Мы вернемся за тобой, Ён Сок! Готовь деньги! Теперь ты должен полтора миллиона каждый месяц!
— Ага, жду с нетерпением, — ответил я, поднимая разбитую бутылку повыше. — Обязательно приходи.
Ким Аран цыкнула и, развернувшись на каблуках, моментально скрылась за поворотом улицы. За ней исчезли и ее подручные. Я остался стоять посреди пустой улицы в одиночестве, сжимая в руках разбитую бутылку, с которой капали остатки соджу вперемешку с моей кровью.
— Парень! Ты там как⁈ — крикнул мужик.
— Спасибо, дяденька! Все хорошо!
— Я вижу, поранился! Иди сюда! Поднимайся!
— Не надо, все хорошо!
— Иди сюда, юноша!
— Да не надо, говорю же вам! — крикнул я, подхватывая пакет. — Все хорошо!
— Ну и что? Есть у тебя бинт или пластырь? А чем обрабатывать будешь? А если зашивать. Знаешь, сколько стоит зашить рану в больнице? — хитро сообщил дядька. — Не артачься, северянин, не обижу. Поднимайся, подлатаем тебя.
Делать было нечего, в этом дядя оказался прав. Так что уже через пять минут я сидел на маленькой прокуренной кухоньке, а мужчина по имени Онг Бо Гён, держа сигарету в зубах, внимательно обрабатывал мою ладонь.
— Я в армии медиком служил, — сообщил дядя Бо. — На такие раны насмотрелся. То об штык кто поранится, кто подерется. Кто о разбитую бутылку, прямо как ты. Ничего серьезного, порез неглубокий, шить не надо, хватит повязки.
— Спасибо, дядюшка Бо, — я попытался поклониться, но сидя на табуретке получилось не очень хорошо. — За вашу помощь и на улице, и сейчас.
— Эти северяне совсем оборзели, — цыкнул Бо Гён. — Нет, ты тоже северянин, но я же сразу по человеку вижу, кто с гнильцой, а кто нормальный. Как учебный центр к университету приписали, так и начались на районе проблемы. Будто бы нам своих хулиганов не хватает, еще и ваши добавились.
— Так почему помогли мне, дядюшка?
Бо Гён затянулся, стряхнул пепел в небольшую грязную тарелочку, после чего взялся
