вытирать посуду. Он пел очень громко, и немного погодя мама стала ему подпевать.
Люк перестал вколачивать гвозди и перекинул доски через крышу гаража.
Он обежал кругом гаража и вернулся обратно с досками, потом опять перекинул их через крышу и опять побежал и принес.
— Во что это ты играешь? — спросил я.
— Ни во что, — ответил Люк.
— Люк, — говорю я, — пойдем со мной в «Бижу».
— Я? С тобой?
— Ну да, — говорю. — У тебя есть пять центов и у меня тоже. Пойдем посмотрим «Тарзана».
— Я коплю деньги на цеппелин, — сказал Люк. — Я уже накопил десять центов. Еще два месяца, и он будет здесь, и тогда прощайте.
— Прощайте? — повторил я.
— Да, — сказал Люк, — прощайте.
— Неужели ты улетишь от нас, Люк?
— Конечно, — говорит. — А зачем он мне иначе, как ты думаешь?
— И больше не вернешься? А, Люк?
— Почему не вернуться? Вернусь, — сказал Люк. — Полетаю месяца два и вернусь.
— А куда ты собираешься, Люк?
— В Клондайк, — сказал он. — На север.
— Прямо туда, в этот холодный край?
— Ну да, — говорит Люк. — Я не один. Со мной полетит мой компаньон Эрнст Вест. Палька эскос, — добавил он.
— Что это значит? — говорю я. — Скажи мне, пожалуйста, что значит палька эскос?
— Это знаю только я да мой компаньон.
— Я никому не скажу, Люк. Честное слово.
— Ну да, пойдешь и кому-нибудь скажешь.
— Разрази меня гром, — говорю. — Провалиться мне на этом месте.
— Подавиться тебе иголками, если скажешь?
— Да, — говорю. — Иголками и каленым железом.
— Слово чести?
— Слово чести, Люк. Что это значит?
— Палька эскос? — говорит Люк.
— Ну да, Люк. Палька эскос.
— Доброе утро, — говорит он. — Доброе утро, вот что это значит.
Я не хотел этому верить:
— И это все, Люк?
— Это все, что значит палька эскос. Но у нас есть еще целый язык.
— Палька эскос, Люк, — сказал я.
— Иммель, — ответил он.
— А что значит иммель?
— Иммель? — говорит.
— Да, Люк, иммель.
— А ты не скажешь?
— Ведь я уже поклялся, — говорю. — Подавиться мне каленым железом.
— Привет, — говорит Люк. — Иммель — значит привет.
— Пойдем в «Бижу», — говорю я. — У нас с тобой есть деньги.
— Ладно, — говорит Люк. — От музыки на самом деле голова не болит. Это я сказал просто так.
— Спроси у мамы, — предложил я.
— А вдруг она не разрешит? — сказал он.
— А вдруг разрешит? Вдруг папа ей скажет?
Мы с Люком пошли в комнаты. Мама мыла посуду, а папа ее вытирал.
— Можно нам в «Бижу», мама? — спросил Люк.
— Что такое? — сказал папа. — Ведь урок был о пагубном влиянии кино.
— Да, сэр, — сказал Люк.
— И совесть у тебя чиста? — сказал папа.
— А что там идет? — спросила мама.
— «Тарзан», — сказал я. — Можно нам пойти, мама? Мы не опустили в кружку наши монеты. Люк копит деньги на цеппелин, только не хочет брать меня с собой.
— Не опустили монеты? — сказал папа. — Что ж это у вас за религия такая? Этак, чего доброго, вся миссионерская пресвитерианская братия живо упакует свои чемоданы и сбежит из Африки, если вы не станете снабжать их деньгами.
— Очень может быть, — сказал Люк, — но мы с Эрнстом Вестом копим на цеппелин. Нам приходится это делать.
— Какой еще цеппелин? — спросил папа.
— Самый настоящий, — сказал Люк. — Он делает восемьдесят миль в час и подымает двух человек, меня и Эрнста Веста.
— Сколько он стоит? — спрашивает папа.
— Один доллар, — говорит Люк. — Его пришлют из Чикаго.
— Вот что я тебе скажу, — говорит папа. — Если ты уберешь гараж и всю неделю будешь содержать двор в порядке, я в субботу дам тебе доллар. Идет?
— Ну еще бы! — воскликнул Люк.
— При условии, — добавил папа, — что ты возьмешь в полет Марка.
— Если он поможет мне в работе, — сказал Люк.
— Конечно, поможет, — сказал папа. — Поможешь, Марк?
— Я сделаю больше его, — сказал я.
Папа дал нам по десяти центов и сказал, чтобы мы шли в кино. Мы пошли в «Бижу» и посмотрели «Тарзана», восемнадцатую серию. Еще две серии — и конец. В кино были Томми Сизер и Пат Каррико. Когда на Тарзана напал тигр, они вдвоем расшумелись больше, чем вся остальная публика.
Всю неделю мы с Люком убирали гараж и содержали двор в порядке, и в субботу вечером папа дал Люку бумажный доллар. Люк сел и написал любезное письмо этим людям в Чикаго, которые торгуют цеппелинами. Он вложил доллар в конверт и опустил письмо в почтовый ящик на углу. Я ходил опускать письмо вместе с ним.
— Ну, — сказал он, — теперь нам остается только ждать.
Мы ждали десять дней. Мы только и говорили, что о далеких, неведомых краях, куда мы полетим на цеппелине.
Наконец он прибыл. Это был небольшой плоский пакет, а в нем коробка, на которой была напечатана такая же картинка, какую мы видели в «Мире школьника». Коробка весила не больше фунта, а то и меньше. У Люка дрожали руки, когда он ее открывал. Я почувствовал себя плохо: мне вдруг стало ясно, что тут что-то не так. В коробке сверху лежала карточка, на которой было что-то написано. Мы прочли:
«Дорогие ребята! Посылаем вам цеппелин с наставлением, как им пользоваться. При точном соблюдении всех указаний эта игрушка взлетит и продержится в воздухе около 20 секунд...»
И много еще в том же роде.
Люк тщательно выполнил все указания. Дул в мешочек из папиросной бумаги до тех пор, пока он не наполнился и не принял форму цеппелина. Потом бумага лопнула, и цеппелин поник и съежился, как детский воздушный шар.
Вот и все. Таков был наш цеппелин. Люк никак не мог этому поверить.
— На картинке, — сказал он,
