Лишь чудом моя ступня не угодила в останки ещё одного грызуна. Похоже, серые тварюшки нажрались мертвечины. Ведь если ещё вчера Даттон был жив, а при слабом заражении болезнь развивается не так уж быстро... Они наелись до отвала. Наверное, продолжали жрать размягчившееся мясо, не замечая, как их собственная плоть становится такой же, а боль гложет сильнее и сильнее...
Обмен веществ у мелкого зверья быстрее нашего, так что и зараза разносится по венам скоренько. Эта крыса оказалась посвежее: под облезлой шкуркой проступал белёсый скелет. Она только начала подтекать, лужица не успела превратиться в маленькое смертоносное озерцо.
Не сразу, но я заметила даже изюминки, рассыпанные по полу — подохшие мухи.
Инфекция. Здесь всюду инфекция. И я перемазалась в этом воплощении гнева чудовищного змея. В его последнем проклятии, в отмщении за своё падение. Архудеран погиб, но не проиграл. Даже сейчас он упорно тащит весь мир в свою могилу. Его прогнившие кольца опутали весь континент и даже здесь, на защищённом морскими течениями острове, нет спасения от его скверны.
Краем глаза я заметила какое-то шевеление.
В груди сдавило, дыхание стало прерывистым. Чувствуя ручьи холодного пота, сбегающие по коже, омывающие лоб и заливающие веки, я обернулась на тело, некогда служившее прибежищем старого скряги. Он ведь не может оказаться живым... наверняка очередная крыса, ещё не успевшая подохнуть вслед за товарками.
Тошнотворные спазмы снова сжали желудок кузнечными тисками.
Гниль уже разъела кожные покровы лица, оставила свободными от мягких тканей крепкие не по возрасту зубы, обнажила скуловые кости. Смотреть в пустые глазницы не хотелось, да и не было надобности. Старик добрался до кухни в одном исподнем. Наверное, почувствовал, что дела плохи ещё там, в постели наверху. Спустился вниз и пришёл на кухню, что бы что? Позвать на помощь? Попить водички?
Нет, вон, бутылка джина без пробки. За тёмным стеклом не видно, осталось ли сколько-то содержимого. Похоже, решил облегчить боль народными средствами, да так и не сумел или не захотел никого позвать. Не сообщил, что с ним происходит. Даже не оставил предупреждающего послания на собственной двери, чтобы никого не постигла его участь.
Как меня сейчас.
Всё же, старый Даттон всегда был вредным старикашкой. С детства его не любила. Умереть, никого не прося об облегчении страданий — да. Подумать о судьбе других — нет. Горделивый хрыч.
И сейчас пузо этого хрыча раздувалось изнутри.
Поняв, что происходит, я в ужасе бросилась к дверной ручке. Позвоночник будто прошибло остриём копья, потому что та не поддалась. Дверь чёрного хода оказалась заперта. В отчаянии я пнула её разок-другой, не жалея дорогих туфель.
Тем временем кожа на животе старика, покрытая узором чёрных вен, снова вздулась, будто мертвец пытался дышать. Брюхо вспучивалось, опадало, снова начинало ходить. Наконец мембрана кожных покровов лопнула, не выдержав натяжения. Расползлась, проливая потоки чёрной смерти на кафельную плитку.
Нестерпимая вонь заполнила помещение.
Стараясь не дышать, я по стеночке начала обходить тело. Нет, причина моего нежелания наполнять лёгкие этими ароматами не в их чудовищной отвратности. Если это то, что я думаю...
«О, Великая Троица, к вам взываю с мольбой! Азар, Бриар и Дея, не оставьте меня в час нужды...»
Из гнилых кишок показалась чёрная палочка, покрытая щетинками. Я вздрогнула и позабыла обо всём, остолбенела и просто смотрела, как разлагающаяся плоть порождает новую жизнь. Совсем другую, чуждую, противоестественную. Вслед за первой лапкой показалась вторая, из смрадного месива высунулись шевелящиеся усики, а затем и фасеточные глаза.
Непереносимый страх выхолодил поджилки и едва не отправил меня в обморок. Во рту стало сухо, как в винном погребе после зимних праздников. Тварь неспешно выбралась из чрева своего невольного родителя. Два прозрачных крыла пронизывали тёмные жилы, будто свинцовая оплётка витраж. Крылья эти оставались грязными, измазанными в гнили, послужившей питательной средой для вызревания богомерзкого отродья.
Оно потирало передние лапки, очищая их от грязи — точно муха, которую существо напоминало больше всего. Однако по выгнутой спинке нахлёстом пролегали крупные чешуи, скорее рептильные, чем подобающие насекомому. Толстое брюшко чуть подёргивалось и загибалось кренделем, будто куцый змеиный хвост, так и не сумевший отрасти на должную длину.
Тварь определённо унаследовала некоторые черты от своего хтонического пращура, чья гниль её породила.
Необходимо убраться отсюда раньше, чем она меня заметит...
Медленно, стараясь не шуметь, я начала продвигаться в противоположную сторону, обходя брюшко чудовищной мухи по дуге. Тварь начала разворачиваться на шести лапках, но выходило у неё не так стремительно, как у мелких собратьев. Размером с кошку, она не была существом идеально приспособленным для той жизни, к которой её вызвала тёмная магия погибшего демона.
Во всяком случае, я очень на это надеялась...
Мне удалось преодолеть половину пути и остаться незамеченной. Сейчас нас разделял массивный стол, за которым старик Даттон завтракал. А может, и нет. Кто его теперь спросит? Все его привычки, тревоги и воспоминания — всё, что слагало человеческую личность отныне уничтожено, растворено в смердящую кашицу. Что стало с его душой, коли та существует — ведомо лишь богам.
Почти получилось. Я уже добралась до дверного проёма...
Жильчатые крылья встрепенулись. Со страшным жужжанием эта потусторонняя тварь оторвалась от разрушенной плоти хозяина дома. И приземлилась на столешницу, доказав, что даже муха кошачьих размеров вполне способна к полётам. Наверное, она гораздо легче, чем кажется. Но времени размышлять про сей занятный феномен, у меня не нашлось. Глаза, сложенные сотнями и тысячами фасеток устремились на меня.
Я опрометью бросилась в тёмный коридор.
Невероятной силы жужжание устремилось следом. Я чувствовала щекотку страха между
