так далеко по эту сторону Ограды. Из замка Торм казался мне огромным и бесконечным, а теперь я стою у корней последних деревьев и вижу перед собой расстилающийся за ними простор. Это очень странное ощущение, словно стоишь на краю гигантской чаши: зовущая пустота, и ветер утаскивает в неё сухие листья. Рискайская пустошь, место, куда не заходят люди. А что за ней - не знает никто.
Ракшасы заметно оживились. Вся толпа принялась усердно рыть песок, откапывать спрятанные у подножия деревьев тайники и вытаскивать из них совершенно удивительные вещи: доски, мачты, паруса. Они все вдруг стали такими серьёзными и собранными, что странно было смотреть. При этом каждый занимался сборкой своей маленькой парусной лодки, не помогая другим и не вмешиваясь в дела соседа. Один за другим они вытаскивали свои судёнышки на гладкий песок Рискайской пустоши, поднимали паруса, и ветер уносил их прочь. Некоторые махали руками оставшимся и кричали: "Каорете пе Ровеньон!"
Я уже почти поверил, что про меня как-нибудь в суматохе забудут, но не тут-то было. Пришла Джу со своим снаряжением , повернулась парусом к пустоши, к лесу задом, а потом вдруг заявила:
- Вставай, что ли.
- Я? Куда?
- На сурф. Сюда вот, на дощечку. Чтобы ветер в задницу задувал. Верёвочку видишь? Тяни.
Я так и сделал, парус плавно поднялся и развернулся по ветру, как флюгер.
- Молодец, Унак, - сказала Джу, становясь позади меня.
- Я что, удостоился имени?
- Можешь считать и так. Но не обольщайся. Просто звать тебя мураре туцеле капер - слишком длинно и много чести.
- Ладно. А что дальше-то делать?
- Нежно прижаться ко мне спиной и получать удовольствие. Ах да, ещё лапы к гику не тянуть. Имей виду, если мы рухнем, то сотрёмся в щепки, даже ушей не останется, - с этими обнадёживающими словами Джу плавно повернула парус так, что он наполнился ветром, и наша доска потихонечку заскользила, набирая ход.
Это была очень странная поездка. Казалось, даже ветер стих, только под доской хрустел песок. Это было обманное чувство, на самом деле мы мчались вместе с ветром, быстрее самой резвой лошади, но вокруг совсем ничего не менялось. Край леса давно исчез из виду, а впереди на сколько хватало глаз лежала пустошь, мёртвая, сухая. Даже трудно сказать, сколько времени мы так ехали. По ощущениям - прошла целая вечность, но если верить Оку - всего лишь приблизилась ночь.
Из-за плотной пыли в воздухе небо казалось тусклым и беззвёздным, луна повисла низко над виднокраем, огромная и красная, как диковинный фонарь. Вдруг Джу плавно развернула парус вдоль ветра. Потоки пыли и мелких песчинок засвистели в ушах, а сурф заскрёб по песку и остановился. Джу опустила парус на землю.
- Приехали, - сказала она и уползла под лежащую на земле ткань. Ничего не оставалось, кроме как следовать за ней. Мы лежали, плотно прижавшись друг к другу, а песчинки шуршали по прикрывающему нас парусу.
- Хочешь волшебный поцелуй? - вдруг спросила Джу. Я чуть не подскочил:
- Ещё чего!
Впрочем, мне стало немного стыдно. Ракшица явно устала, и следовало бы помочь ей, но так, чтобы самому не откинуть копыта. Надеяться на её сдержанность оснований не было. Поэтому я предложил:
-Хочешь мгновенное магическое освобождение от блох?
Теперь уже Джу передёрнулась, чуть не отскочив от меня:
- Ещё чего! Совсем туцел? Блошки притягивают удачу! А нет их только у того, кто скоро сдохнет!
- Ну ладно, значит, каждый остаётся при своём.
- А я вот не такая жмотина, как некоторые, - отозвалась Джу. Она шумно отхлебнула из своей фляги и протянула её мне. Отказываться я не стал. Смолка пролилась в горло раскалённым потоком, но не обожгла, как раньше, а только приятно согрела.
И мир вдруг моргнул. Я проснулся. Три дня в ракшасьем таборе были просто навеянным дрянной самобулькой кошмаром. Я был по-прежнему в Торме, меня будила кареглазая девчонка, у которой я вчера купил блин с творогом. Она щекотала мне лицо и грудь кончиком своей косы и тихонько смеялась. Мы лежали на повети в мягком сене, под самой крышей, а одежда наша в беспорядке валялась вокруг. Тогда я перекатился на грудь, подминая под себя нежное девичье тело и принялся покрывать поцелуями смуглые щёки, атласную шейку. Она отворачивалась, говорила, что щетина колется, а сама обвила ногами мои ноги и настойчиво гладила сильными руками по спине, призывая к себе. Вокруг что-то шептал лес, сонно перекликались птички, косые лучи луны просачивались в щели... Мы заснули только под утро, обнявшись, счастливые, как Маэлевы птицы...
А потом настало утро.
- Подъём! Подъём! Детки, в поле собирайтесь, петушок давно пропел! - орала над ухом Джу, назойливо пихая меня пяткой в плечо. Но глаза почему-то совсем не хотели открываться. Снова Рискайская пустошь. Ни деревьев, ни душистого сена, только жесткие камешки под хребтом и не менее жесткий ветер гонит по воздуху песчинки. Как я мог так глупо попасться? Даже малышня знает сказки о том, как ракшица оборачивается красивой девушкой и заманивает в свои сети одинокого охотника, чтобы выпить его жизненную силу. Но в сказках обычно охотник рано или поздно замечает подвох, увидев у своей возлюбленной клыки или острые уши, и успевает сбежать. А я всё знал, но сам сунул голову (и не только) в ловушку, словно глупая зубатка. Слишком уж хотелось поверить, что всё это наваждение - правда.
Джу между тем прекратила меня пихать и бодренько заявила:
- Ну и Ящер с тобой. Я поехала. Вот только потраченной смолки жалко: жрал ты её вчера, как не в себя.
И тут я понял, что она всерьёз сейчас встанет на сурф и уедет, оставив меня валяться посреди пустоши за Ящер знает сколько вёрст от человеческого жилья и без особой надежды выбраться. Отчаянным усилием я оторвал себя от земли и успел вспрыгнуть на начавший движение сурф позади ракшицы. Пришлось обнять её покрепче и держаться изо всех сил. Получалось не слишком удобно, да и этих самых сил на долго не хватило бы. Тогда я чуть толкнул ракшицу вперед и ухватился за гик снаружи от её рук. Некоторое время всё шло неплохо. Потом сурф вдруг вильнул и начал поворачивать, а
