представителя в Комитет, это оказался младший офицер, не имеющий полномочий брать на себя какие-либо обязательства. Давление на принятие решений, возможно, не было сильным из-за широко распространенного мнения, что преждевременно согласовывать планы, пока конец войны недостаточно близок, чтобы определить очертания послевоенного мира. Однако Министерство иностранных дел при решительной поддержке Уайнанта утверждало, что, наоборот, необходимо согласовать как можно больше, пока победа еще достаточно сомнительна, чтобы считать разногласия опасными. Комиссии все же удалось наметить предварительные границы зон, хотя в январе 1944 года генерал Эйзенхауэр высказал президенту свое возражение против разделения Германии на сектора, предпочитая вместо этого совместную оккупацию, во всяком случае, между британцами и американцами. Однако его предложение было отклонено, в основном из-за мнения военного министерства о том, что после окончания военных действий Соединенные Штаты не должны быть привязаны к Великобритании, а должны иметь полную свободу для посредничества между этой страной и Россией!
Государственный департамент продолжал проводить свой курс. Новый план, представленный ЕКК в июле 1944 года, содержал дополнительные аргументы против расчленения и подчеркивал необходимость общей политики союзников в отношении Германии. Второй документ был подготовлен с аргументированным отказом от предыдущих предложений Соединенного Королевства по репарациям, предусматривая вместо этого ограниченную репарацию натурой в течение короткого периода. Но эти взгляды принадлежали только Госдепартаменту и Управлению внешнеэкономических связей. Их не разделяли в других ведомствах Вашингтона, и они не были одобрены президентом, который, несомненно, счел их слишком мягкими. Это помогает объяснить, почему он с готовностью прислушался к новому источнику доктрины.
Казначейство Соединенных Штатов, как правило, оказывает меньшее влияние, чем его лондонский эквивалент, но никто не может сказать, что в данном случае его вмешательство под руководством Генри Моргентау-младшего было менее судьбоносным.
Моргентау, кто в ряде случаев проявлял склонность выходить за пределы сферы непосредственных интересов, нанес визит в Лондон в самый разгар бомбардировок. Похоже, он испытал сильную эмоциональную реакцию в отношении Германии, зверства которой по отношению к еврейской расе также глубоко его тронули. В этих обстоятельствах и в полной уверенности, что Британия согласится на чересчур мягкий мир, он сформулировал свой печально известный план, который по возвращении в Вашингтон представил президенту.
Большинство критиков плана Моргентау ошибаются, считая его продуктом невежественного человека. Напротив, его недостаток заключался в том, что план был слишком умным. Он был придуман не только из слепой ненависти к нацизму, но и на основании излишне острой критики альтернатив. Моргентау слишком быстро извлекал уроки из накопленного опыта. Как сказал Черчилль, он довел свои идеи «до ультра-логического завершения». Он рассудил, что перед лицом националистической решимости путь к третьей войне не может быть перекрыт теми средствами сдерживания, которые союзники пытались ввести после 1918 года, независимо от того, насколько строго они применялись. Уничтожение вооружений было бесполезным: они все равно устарели бы раньше, чем немцы снова захотят ими обладать. Конфискация торгового флота лишь заставит немцев строить более совершенные и новые корабли. Военные заводы, которые перешли на выпуск мирной продукции, всегда можно было переоборудовать. Неизбежно придет время, когда контрольные комиссии перестанут осуществлять надзор и будут отозваны. Репарации, выплачиваемые не деньгами, а материалами, укрепят германскую промышленность и ослабят промышленность получателей таких материалов. Награбленное будет трудно выявить и вернуть. Запрет нацизма только загонит его в подполье. Демократия, если бы она была введена, отождествлялась бы с поражением и, следовательно, быстро стала бы непопулярной. Перевоспитание по линии ООН было неосуществимым идеалом: какой педагог сделает безоговорочное заявление, что какое-либо иностранное образование может быть успешно навязано 60 млн человек?
Позитивные меры по разоружению и переориентации были бесполезны и саморазрушительны, поэтому, по мнению Моргентау, не было другой альтернативы, кроме как безжалостно сократить Германию до состояния, в котором она не сможет причинить больших неприятностей в течение многих последующих лет. Она должна лишиться своей промышленности не просто в качестве репарации, а в качестве меры экономической безопасности. Проблемы, которые он обозначил, являются фундаментальными для всех, кто отвечает за установление мира после войны. Простых решений не существует.
Но безжалостность, к которой он призывал, свидетельствует о неспособности оценить пределы, за которыми ни одна цивилизованная страна не может жестоко обращаться с другой. Позже Стимсон сказал Рузвельту:
«Вопрос не в том, хотим ли мы, чтобы немцы страдали за свои грехи… [Вопрос в том], можно ли в течение многих лет удерживать в рамках 70 миллионов. человек на таком низком уровне существования, какой предусматривается предложениями Казначейства. Второстепенный вопрос заключается в том, будет ли это хорошо для остального мира в экономическом или духовном плане».
Мы вполне можем восстать против бесчеловечности подхода Моргентау. Мы можем осудить его как неосуществимый, то есть что мы не готовы его осуществить и не верим, что смогут другие. Но мы не можем отрицать, что эти предложения являются последовательным ответом на проблему, которую пока никто не решил удовлетворительно.
В это время разрабатывались планы на случай, если армии союзников совершат прорыв и война на западе закончится осенью 1944 года; ответственные за организацию военного правительства должны были подготовить проект инструкций в отсутствие каких-либо четких инструкций от своих политических начальников о том, как следует обращаться с Германией. Германский отдел Верховного штаба экспедиционных сил союзников (SHAEF), действуя по принципам, аналогичным тем, которые были разработаны в Государственном департаменте, составил «Руководство для офицеров военного правительства», которое, признавая, что первоначальные запасы продовольствия, вероятно, позволят обеспечить рацион в 1200–1400 калорий, установило цель в 2000 калорий на том основании, что при более низком уровне человек не сможет работать на регулярной основе. Оно также предусматривало сохранение некоторых отраслей тяжелой промышленности. В августе 1944 года мимеографическая копия этой книги попала в руки личного представителя Моргентау в Европе, который немедленно отправил ее обратно в Вашингтон. Когда ее показали президенту, он на пресс-конференции выступил с публичной критикой авторов за слишком мягкое отношение к немцам; документ был поспешно отозван, но ничем не заменен. 26 августа Рузвельт написал Корделлу Халлу:
«Крайне важно, чтобы каждый в Германии понял, что на этот раз Германия – побежденная нация. Я не хочу, чтобы они умирали от голода, но, в качестве примера, если им нужна пища для поддержания тела и души сверх того, что у них есть, их следует кормить три раза в день супом из армейских кухонь… Немецкий народ в целом должен понять, что вся нация участвовала в беззаконном заговоре против современной цивилизации».
Одна из лучших черт либерализма – неистовый гнев в ответ на жестокость, а Рузвельт отличался скорее сочетанием благородных порывов с проницательным политическим чутьем, нежели систематическим
