вы знаете, почему Виталий пришел позднее, чем все остальные? Он же всех пригласил.
- Он сказал, что его на работе задержали, вызывали в комсомольскую ячейку… Что-то там по общественной работе.
Павла Гудкова они подкараулили около ворот трамвайного депо, где тот трудился механиком. Увидев Колю в милицейской шинели, Павел весь подобрался и сделал неуверенный шаг назад, неловко прижав локоть к телогрейке.
- Мы по поводу того вечера у Клавки Болонкиной, – быстро сказал Коля.
Павел облегченно выдохнул и перевел взгляд на священника.
- Да я не знаю ничего особо, только то, что все знают. Ну, взяла икону да окаменела.
- Почему Виталий пришел позже остальных? Он говорил? – спросил Серафим.
- Да, он сразу сказал что опоздает. Муж его сестры кровлю латал, просил подсобить.
Коля бросил:
- Ладно, это все. А то, что из депо вынес, верни.
Павел повесил голову, и все так же неловко прижимая локоть к боку, двинулся обратно к воротам.
- Показания расходятся. Кому-то Виталий сказал про ячейку, а кому-то – про крышу и сестру, – сказал Коля.
- То-то и оно… – протянул священник. – Надо идти к Виталию. Он знает явно больше остальных.
Виталия нашли у тетки – они с матерью переселились к родственнице на время, пока не решится с окаменевшей Зоей. Заметно пьяный, он сидел за столом в горнице и курил папиросу за папиросой – в консервной жестянке копилась гора окурков, дымный воздух двигался пластами.
- Что празднуешь? Или, может, горюешь? – усмехнулся Коля.
- О, милиция! – развязно произнес Виталий и откинулся на стуле. – Здравия желаю!
- Который день пьет, – тихо прошелестела тетка из угла – она подшивала разноцветные кусочки к лоскутному одеялу. – Угомонили бы его!
- Жалуются вот на тебя, гражданин Болонкин! – Коля повернул стул спинкой вперед и подсел к столу.
- Тетка… Да она так… Мы с теткой Любой в полном согласии живем, – Виталий затушил папиросу в жестянке. – Ну, че пришел-то?
- Мы хотели у вас узнать… – начал было Серафим, но тот фыркнул, и не глядя на него, глумливо сказал:
- У «нас» они узнать хотят…
Коля обернулся к тетке:
- Гражданочка, выйдите, пожалуйста. Ненадолго.
Когда за ней закрылась дверь, священник растерянно помолчал, потер бородку, продолжил:
- Почему вы пришли позже остальных? Вы же сами позвали гостей к определенному времени. Почему вас не было?
- Я свояку крышу помогал чинить… Не думал, что там так надолго, – хмуро ответил Виталий, глядя в стол.
- А девушки, которые были в гостях, говорили, что тебя в комсомольскую ячейку зачем-то позвали. Мол, ты им лично это сказал, – отозвался Коля.
- Путают они что-то. Я чинил крышу.
Коля неторопливо встал со стула, подошел вплотную к Виталию и резким сильным движением взял его за горло. Приподнял, впечатал в стену и придушенно прошептал:
- Где ты, сука, был?
Забегал, засуетился священник:
- О господи, твоя воля, Николай, отпустите его, задушите же!
- От... от...пусти! – прохрипел Виталий, царапая жилистые Колины руки. – У сестры был!
- Где ты был?! – взревел Коля, костяшки его пальцев побелели. – Где ты был, падали кусок?!
- У Аг… Агнессы! – жадно хватая воздух, наконец, выдавил Виталий.
Коля швырнул его на стул, снова присел рядом:
- У какой Агнессы?
- На 14-м проезде живет… Жила…
- Любовь что ли твоя? – разочарованно протянул Серафим.
- Точно не любовь, – твердо сказал Коля. – Я знаю ее... Ну как знаю, по слухам. Она немолода уж сильно, ей лет восемьдесят, наверное, скоро стукнет.
- Не стукнет, - проворчал Виталий. – Померла она. Генка, вальцовщик наш, предложил залезть в ее избу. Говорит, день назад похоронили, скоро дом опечатают, а там и родня, может, какая приедет. Ну мы и пошли… Полазили, не нашли нихрена. Шмоток немного, посуда, краски засохшие в баночках, кисти… Вот и все. Ну барахло прихватили, убогонькое, но кто-то да купит. Пальто там, воротник молью поеденный…
- Что ты приволок из этого барахла в Клавкин дом? – подался вперед Коля.
Виталий глубоко вдохнул, вынул новую папиросу, и вдруг лицо его плаксиво сморщилось:
- Я не знаю, что это такое было! Доска, спереди коричневая, как ну… как будто от старости вся забурела… На базаре есть один… Который старину покупает. Он еще когда говорил, что у некоторых старинных икон поверх состав какой-то, он от времени темнеет, и не видно что нарисовано. Но его могут снять знающие люди, и там будет картинка.
- И вы эту доску нашли в доме Агнессы? – спросил Серафим.
- Да, я нашел. Пол там у нее плох совсем был, половица под моей ногой треснула, я смотрю, там тайник – что-то завернуто в кожаный футляр. Генка сказал, ему это барахло задаром не нужно, а я подумал, может, древность какая, раз Агнесса ее хранила. Ну и взял.
- И принес в дом матери, -– констатировал Коля.
- И принес. Я думал, это икона или что-то вроде того – она выглядела такой старой. Поставил прямо в футляре на мамкин иконостас, задвинул только на самый край. А Зоя увидела, решила, что я от нее что-то прячу, она все ревновала меня, дура стоеросовая, етить ее. Я пошел с парнями дернуть, а она полезла, вынула эту доску. И застыла!
- А икона Николая-чудотворца, была она?
- Была. Я сам ее спрятал потом, когда стало понятно, что Зоя окаменела, и сам слух этот пустил – мамке сказал, что она сняла икону с Николаем, мол, решила с ним как с парнем потанцевать, а уж матушка по всему городу разнесла. Я не знаю, не знаю, что это за доска! Просто мазня какая-то коричневая, не видно ни-че-го!
Виталий обхватил голову руками и всхлипнул. Отец Серафим озадаченно смотрел на него, подергивая себя за бородку.
- Ну и ну… – протянул он.
Коля наклонился к Виталию и тихо сказал:
- Никому не рассказывай про эту доску, пусть все продолжают думать, что у
