— …И ты совершенно его не узнаешь, — продолжала щебетать Кристина, словно находясь в совсем ином временном потоке. — Он повсюду бродит в этом нелепом халате и носит с собой бумажник, полный носовых платков. Вот смех-то…
— Как ты узнала, что я приеду? — спросил Виктор.
Вопрос был вроде как совершенно обычным — простое любопытство без какой-либо подоплеки. Якобы. Но Кристина вдруг замолчала и нервно посмотрела на него, после чего вновь переключила внимание на туманную улочку, по которой ехал «Драндулет».
— Что? — спросила она дрогнувшим голосом. — О чем ты?
«Быть может, таинственная Бетти Сайзмор — это Кристина?» — предположил Виктор, глядя на сестру.
— Ну я ведь не писал, что приеду, — с деланым безразличием сказал он. — Думал еще, что буду добираться до Крик-Холла битый час. Схожу с поезда, а тут ты…
Услышав объяснение брата, Кристина заметно успокоилась.
— Дядюшка Джозеф сказал. Шепнул сегодня за завтраком: «Приедет Виктор. Первым утренним поездом. Тринадцатый вагон. Встреть его. Только никому не говори». У-у-у… — протянула сестра, сложив губы трубочкой, после чего рассмеялась. — Какие мы скрытные! Хотя… — Кристина вдруг помрачнела, и Виктор понял: «Подумала о Ней», — я прекрасно понимаю, почему ты никому не сообщил о своем приезде.
«Значит, дядюшка Джозеф знал, что я приеду, — нахмурился Виктор. — Неужели письмо было от него и это он подписался “Бетти Сайзмор”? Странность какая. Да и на него это совсем не похоже… он ведь такой веселый, такой беззаботный, от него никогда не стоило ничего ожидать…»
— Признайся, — сказал Виктор, — отчего ты занервничала, когда я спросил тебя о встрече?
Кристина бросила на него очередной короткий взгляд. На этот раз Виктор успел прочесть в нем смущение.
— Ладно. Только никому ни слова. Особенно… сам знаешь кому. Она будет в ярости, если узнает, что я ездила на Можжевеловую улицу.
— Как мой приезд связан с Можжевеловой улицей? — непонимающе уставился на Кристину Виктор.
— Я едва не проворонила твой поезд, потому что… ну… Тот парень из цветочной лавки с Можжевеловой улицы, о котором я рассказывала. Я заехала в эту лавку купить цветок — ну, ты понимаешь, — перед тем как встретить тебя, и едва не опоздала на вокзал, а его мамаша — та еще пиявка: «Мы Кэндлам цветов не продаем…» Ой-ой-ой, тоже мне, как будто мне есть дело до ее…
Виктор больше не слушал и вновь уставился в окно.
«Драндулет» вынырнул из тесных квартальчиков и оказался возле большого старого парка. Фасадом на парк глядела школа, в которую когда-то ходил Виктор. Сейчас там, должно быть, учится Томми, его младший брат. Ему около одиннадцати. Интересно, какой он? Похож на отца или на Нее?..
Они остановились на перекрестке. По пешеходному переходу с трудом тащила себя и покупки, торчащие из коричневого бумажного пакета, какая-то старушка. Мимо по тротуару пробежал облезлый пес и скрылся в тумане.
До Виктора донеслись звуки музыки, и он повернул голову. Чуть в стороне стояли четверо уличных музыкантов, подыгрывавших скрипу ветвей деревьев и вою ветра. Музыканты эти будто только что вылезли из какой-то канавы: залатанные штаны, видавшие виды пальто, обувь столь же чиста и опрятна, как и лужи, в которых она находится, — настоящие бродяги. Да и инструменты были им под стать — облезлые, пошарпанные, хлипкие. Перед музыкантами на тротуаре лежала шляпа, голодным подкладочным ртом молящая о нескольких пенни.
Один из бродяг пел хриплым пропитым голосом. Виктор встрепенулся, когда услышал собственное имя.
…Виктор и его демоны ищут тебя…
В Лондонском смоге я встретил его, Пропивал свою жизнь и не знал он того, Что хоть пей, хоть не пей, а сгинешь, как все: Скорбя о любви. …Вот я и рядом присел. Он все скулит: «Что за черт? Как же быть? Эй, друг, посоветуй, как мне поступить!» «Вот, выпей, дружище», — налил я ему. И вместе в тот вечер пошли мы ко дну.
Виктор болтал — он был навеселе. Уверял, что сбежала она на метле, Что комп
ас его сломан и карт не достать, Что не может невесту нигде отыскать.
Сбоку вдруг раздался скрип, и Виктор, вздрогнув, поглядел на сестру.
Кристина закусила губу и скрючилась, наклонившись всем телом к лобовому стеклу, напоминая в этот миг какого-то жуткого горбуна. При этом она сжимала руль с такой силой, что он, казалось, вот-вот треснет. Сестра испепеляла взглядом старушку, переходившую улицу. А старушка все шла и шла. Дюйм за дюймом…
Бродяги меж тем запели нестройным хором. Судя по всему, это был припев:
…Виктор и его демоны заявились в город, Уж поздно сбегать — им дай только повод, За пинтой не спрячешься, душу скребя. Виктор и его демоны ищут тебя…
Сказал он: «Прости мне, друг, это нытье, Мне б в Темзы объятья, чтоб не помнить ее, Но за каждым углом и в каждом окне Ее вижу лицо, ее слышится смех.
И зачем обвенчался я с ведьмой?! Вот черт! Уже третий по счету этот город и порт…» Виктору сказал я, чтоб впредь меньше пил. А сам ему виски до края налил.
«Драндулет» фыркал и трясся.
Кристина зашипела. В ее понимании старушка была самым нерасторопным существом во вселенной и волочилась так медленно ей назло. В силу своей энергичности и непоседливости Кристина не могла выносить подобное спокойно. Она явно воспринимала каждое едва заметное движение старушки как личное оскорбление.
Музыканты тем временем продолжали свою заунывную историю:
И вот мы сидим: он говорит, а я пью. Изливает он душу мне, ему я — свою. Не слышу, что наши истории схожи, Что жалобы те же. Эх, две пьяные рожи!
Трактирщик кричит вдруг: «Плати-ка за виски!» Я глянул: приятель мой ушел по-английски. Я хотел объясниться, ничего не тая, Но хмуро трактирщик глядит… на меня?..
И виски закончился, и хмель отпустил. Дурно мне — видимо, лишку хватил. И за столом никого, кроме разве меня, Как будто я — это Виктор, а он — это я.
И они снова затянули угрюмый припев про этого Виктора, который то ли существовал, то ли не существовал, и про шайку его демонов.
— Давай… давай… — шептала Кристина. — Еще дюйм… еще полдюйма… Да!
Старушка с покупками наконец сдвинулась на указанные полдюйма, и Кристина вдавила педаль в пол. «Драндулет» рыкнул, фыркнул, чихнул дымом из выхлопов и сорвался с места.
