— Вскрытие покажет, — заверил его Финдли.
С поникшей головой профессор уставился на мыски своих туфель и шепотом признался:
— Вместе с книгой у меня украли еще острогу, великолепную такую, лапландскую…
— С пером на конце?
— Это точно моя. Но кто мог такое сделать? Что все это значит?
— Нам тоже хотелось бы знать… — сказал старший инспектор.
Сэр Малькольм намеренно хранил молчание с самого начала разговора. И вдруг он мягко спросил:
— Дорогой профессор, вам знаком молодой человек по имени Кевин Адамс?
Даллингтон поднял голову и пристально взглянул на благородного сыщика:
— Разумеется. Он брат Элис, моей невесты.
— Вашей невесты? — удивленно проговорил сэр Малькольм. — Вот так сюрприз…
Профессор вскочил и метнулся к старшему инспектору:
— Вы что-то скрываете? Что происходит? При чем здесь Кевин?
— Случилась пренеприятная история, — признался сэр Малькольм. — Того паренька, убитого в заброшенном доме, с книгой Уоллиса в руке, звали Кевин Адамс.
— Что? Кевина убили? Не может быть! Почему вы раньше молчали? Убили моей острогой! Скажите, ведь это страшный сон?!
— Тут и правда есть чему удивляться, — заметил сэр Малькольм. — Когда вы видели паренька последний раз?
— Вчера вечером, здесь, у меня дома. Мы все вместе обедали: его мать, сестра и мои друзья — я пригласил их в гости на пару дней… Уладить кое-какие семейные дела.
— Какие такие семейные дела? — поинтересовался Форбс.
— Касательно нашей свадьбы, то есть Элис и моей. Да, у меня молодая невеста. Но, несмотря на разницу в возрасте, мы отлично ладим… И потом, сами знаете, даже в браке по любви приходится заниматься вопросами материального свойства — денежными и прочими… За этим мы и собрались. Только как сказать Эмме, что сын ее мертв? Она обожала его.
— Профессор, — продолжал Форбс, — вы же понимаете, в таких обстоятельствах Скотланд-Ярд обязан провести расследование. Где сейчас все те, кто участвовал в вашем вчерашнем семейном совете?
— Все здесь. То есть кто-то у себя в комнате, кто-то вышел прогуляться. Мы условились снова собраться ко второму завтраку, к часу дня.
— И продолжить семейный совет… — подсказал сэр Малькольм.
— Да нет, мы уже все решили. И хотели просто перекусить перед дорогой — гости собирались разъезжаться.
— Они что, не из Лондона?
— Адамсам надо возвращаться в Ричмонд. А Дженнифер Тейлор с братом Патриком живут в Филкинсе, к югу от Берфорда.
— А эти Тейлоры и Адамсы вам кто, родственники?
— Никакие не родственники. Просто хорошие друзья. Патрик работал с ныне покойным Грегором Адамсом, мужем Эммы, отцом Кевина и дорогой моей Элис. Он был большой ученый, выдающийся этнолог, не только мой коллега, но и вообще человек исключительного благородства, и я очень его уважал. Нас с ним свела работа, а после его смерти я сблизился с Эммой, его вдовой, и с двумя их детьми.
— Давайте, с вашего позволения, вернемся к Тейлорам. Странно, они вам не родственники, а участие в семейном совете все-таки принимали…
— Должен сказать, в свое время Патрик помогал Грегору Адамсу в его исследованиях. А когда Адамса не стало, он продолжал помогать добрым советом Эмме. Кстати, его сестра Дженнифер влюблена в Кевина, вернее, была влюблена. Увы, пережить сегодняшний день всем нам будет трудно…
— У вас в гостях еще кто-нибудь был? — спросил Дуглас Форбс.
— Мэтр Брайан Дервантер, семейный нотариус Адамсов, тоже был с нами — в качестве юрисконсульта. Он тоже оставался здесь на ночь, а сейчас, кажется, куда-то ушел. Но ко второму завтраку должен вернуться.
— Это все? — хотел уточнить старший инспектор.
— Да, — ответил профессор, еще раз перебирая в памяти все имена: Эмма Адамс, двое ее детей — Элис и несчастный Кевин, брат и сестра Тейлоры и, наконец, мэтр Дервантер.
— Прекрасно, — заключил Форбс, записав все имена к себе в блокнот в мягкой обложке. — Итак, придется их всех допросить.
— Полагаюсь на ваше чувство такта, — живо проговорил Даллингтон. — Смерть Кевина для всех нас потрясение, понимаете?.. Сэр Малькольм, если б я только знал, что когда-нибудь мы с вами встретимся в столь прискорбных обстоятельствах…
Тут открылась дверь, и в гостиную вошла женщина лет пятидесяти в простеньком черном платье, с забранными в пучок седеющими волосами; ее серьезное лицо было тронуто едва заметной улыбкой.
Даллингтон подошел к ней и с жаром схватил за руки:
— Милая Эмма! Дорогой мой друг!
— Что с вами, Мартин? Вы, вижу, весь дрожите. А кто эти джентльмены?
Профессор усадил вдову Грегора Адамса и одним духом выпалил:
— Бедная моя Эмма! Беда пришла в наш дом.
Глава 4
Когда профессор Даллингтон после обходительного предисловия смог, наконец, сообщить матери о смерти ее сына Кевина, та вскрикнула, и у нее началась, было, истерика; потом несчастная вдруг бессвязно заговорила, что свидетельствовало о внезапном, хотя и временном помутнении рассудка.
Дуглас Форбс больше всего боялся тяжелых минут, которые повторялись всякий раз, когда приходилось сообщать родственникам о внезапно постигшем их горе. Обычно старший инспектор возлагал столь щекотливое поручение на лейтенанта Финдли. Сейчас же ему волей-неволей пришлось самому присутствовать при подобной трагической сцене, и он не знал, как себя вести. А сэр Малькольм, похоже, относился к происходившему хладнокровно: он внимательно наблюдал за бедной матерью и профессором, точно энтомолог, рассматривающий через лупу каких-нибудь букашек. Такое отношение поразило Дугласа Форбса, и, отведя благородного сыщика в сторону, он сказал:
— Сэр, если позволите… Можно подумать, для вас такие тяжкие зрелища что-то вроде спектакля…
— А может, это и есть спектакль…
— Вы думаете? Неужели эта парочка уже знала о смерти Кевина?
— Как обнаружили тело в заброшенном доме?
— Какой-то бродяга забрел туда случайно — искал, как видно, где бы проспаться после попойки, ну вот и наткнулся на труп. Струхнув не на шутку, он кинулся к ближайшему постовому — тот осмотрелся на месте и сразу же позвонил нам.
— В котором часу бродяга заявил о своей находке?
— В половине шестого утра.
— А что говорит врач — когда наступила смерть?
— Около часа ночи, но это еще надо уточнить.
— Замечательно. Так вот, дорогой Дуглас, мне больше нечего здесь делать. Теперь вы знаете, я тут ни при чем. И, стало быть, я возвращаюсь домой.
Тут Форбс спохватился:
