очертания, искривлённых в бешеном ритме теней, тощих, смрадных и зловещих.
Лютер резким хлопком блокнота озвучил:
— Рааб хватит! Я же просил, никаких рисунков этого места. Будь избирательнее. Не всё то, что съедобно, можно назвать едой. Кому, как не тебе это знать! — Лютер резко вернул блокнот и сел в машину, аккуратно хлопнув дверью. Рааб ещё раз окинула здание церкви. Ни тени света в каменном изваянии. Она села в машину последней.
Утро ознаменовалось новой темой для разговора для людей разных профессий. Никто точно не знал, что произошло, но все точно знали, что полиция, перекрывшая вход в здание одной из церквей города, одного из южных районов Санкт-Петербурга, это явление вовсе не рядового порядка. Значит что-то произошло, что-то хорошее или может плохое. Второе более вероятно, ведь полиция — это неспроста. Кого-то ограбили? Ах! Какой ужас! Неужели церковь обокрали! И как только хватило совести! А вдруг разбой?! Или того хуже!. . Убийство. . Шепотом говорили друг другу те, кто не знал, что точно произошло, но полагал, что что-то, всё-таки произошло, в одной из церквей города, где-то в южной части Санкт-Петербурга.
О том, что-же всё-таки произошло в церкви, точно знал, как минимум один человек, и это следователь отделения полиции одного из районов, как-раз того самого района, в зону которого входила эта самая церковь.
Следователь сидел с зажжённой сигаретой в руке и исступлённо смотрел на ряд фотографий, лежащих на рабочем столе, время от времени он делал глоток кофе из чашки подаренной на день МВД своими коллегами. Потом глубоко затягивался и продолжал смотреть.
В кабинет вошел второй следователь.
— Что с тобой? Ты как будто привидение увидел.
Первый следователь оторвался от фотографий и выдохнул:
— На вот Игорь. Посмотри.
Игорь без особого интереса заглянул за плечо коллеги, и когда рассмотрел фотографии, в состоянии искреннего удивления сказал:
— Ни хрена себе. . Да Андрей Геннадьевич, повидали мы с тобой многого, но. .
Андрей Геннадьевич, почесывая затылок указал свободной рукой на стул. Игорь сел.
— Ранним утром звонок. Старушка одна позвонила. Мол спозаранку в церковь пошла, а там закрыто. Она и стучала, и кричала. Без толку. Нам позвонила. В церкви темно. Никого нет, хотя раньше такого не бывало. Ну мы приехали. Я как раз на дежурстве. Сменяться хотел уже и тут такое. Так вот. Идём к церкви. А я уже на подходе чувствую, что-то не то. Тишина какая-то, ни птиц, ничего. Потом у двери, дёрнуло меня в сторону посмотреть. Как будто там что-то было. .Ну парни из патруля пока стучали в дверь, я в обход пошел. Иду и вижу, в саду крест лежит — купольный! Я смотрю, и правда наверху креста нет. Парни стучат, никто не открывает. Я к задней двери, ну та, которая в кельи или куда там, тоже закрыто. Вернулся к главному входу. А были предрассветные лучи. Подхожу к двери. Тут солнце встаёт. И главная дверь, как будто сама открывается. Мы входим. . А там. .То, что на фото. .
Игорь слушал не перебивая. Андрей продолжал:
— По предварительному заключению медэкспертов, дело было так. Лугов Николай Петрович, в церкви — Отец Николай, по неизвестным причинам, под воздействием большой дозы сильных наркотических веществ, жестоко изнасиловал и убил Ланшину Анастасию Викторовну. Он её удавил.
Игорь прервал повествование и приподнял одну из фотографий, на ней лежало жестоко изуродованное тело убитой женщины.
— Мы пока не можем понять, была ли она убита до того, как он приступил к половому сношению, или после. . Так или иначе. .Поработал он славно. Да ты и сам всё видишь. Там живого места нет. Он ей кожу с лица содрал ногтями практически всю.
Игорь явно был в шоке. Андрей Геннадьевич продолжал:
— Наркотики он видимо хранил в алтаре. Хотя это точно. И точно ещё то, что алтарь он поломал руками, прямо разодрал. Достал пакет и накачался под завязку. У него руки все в занозах. На алтаре его кровь. Это он. Точно. Но почему? Почему именно так! Почему он, например, не взял молоток! Я не пойму. И ещё кое-что.
Андрей уставился прямо в лицо своему коллеге и с неподдельной нотой произнёс:
— И этого я тоже не пойму. Почему он оставил чистосердечное признание.
Чего?! — прямо вскричал Игорь.
— Того-самого! Признание. В трезвом уме и ясной памяти. Он там всё выложил! И ты даже не представляешь, насколько всё! А потом умер.
— От чего?
— От сердечного приступа. Ну от такой дозы наркотиков неудивительно. А признаётся он в, «а» — в хранении и распространении наркотиков, «б» — связи с криминальными элементами, некоторые из которых нам кстати хорошо известны, и «в» — растлении несовершеннолетней послушницы, некоей девочки Кристины.
— Охренеть! — прокомментировал Игорь.
— Мы уже были у этой Кристины. Родители набожные, сначала не верили, но потом, конечно, а сама она молчала, совсем юная ещё, но, когда я про чистосердечное сказал, про расправу конечно не говорил, она всё рассказала. Я до сих пор в шоке.
— Она видела может что-то, может отец Николай себя странно вёл?
— Нет. Она сказала, что ушла раньше обычного. Говорит, что-то ей намекало. Уйти. Она дома была затемно, а там всё ночью. В общем ничего она не видела.
Она и правда ничего не видела. Не могла вспомнить. Хоть и старалась. Думала о вчерашнем дне в церкви. О отце Николае. О том, что ей говорил следователь на следующее утро. И о том, что она говорила ему. Она помнила, что-то увело её в тот день. Помнила были какие-то люди, но не могла сказать, какие именно, не могла вспомнить их лица, их голоса, даже их присутствие вызывало чувство неопределенности, чувство растерянности. Она помнила только слова, но эти слова звучали в голове так, что она не могла сказать, слышала ли она их раньше, или они сами пришли на ум. Странно было и то, что она помнила слова, но не помнила их смысла. Размышляя над этим, Кристина шла по улице, где-то в одном из южных районов Санкт-Петербурга. Она шла мимо приземистых кирпичных зданий жилых домов, перемешивающихся с бетонными стенами промышленных сооружений, тянущихся порою километрами, обшарпанных, серых, и унылых линий, вдоль набережной одного из многочисленных питерских каналов. Мимо продуктов человеческой жизнедеятельности, в виде пакетов для еды, пластиковых контейнеров, коробочек из-под сока, огрызков различных фруктов и сигаретных окурков. Мимо одной из автобусных остановок, на лавке которой, сгорбившись, примостился нищий, в грязном рубище и дышащий ярым перегаром. Кристина остановилась перед ним и нащупав в одном
