Он попытался насмешливо улыбнуться, но нервная дрожь подбородка выдала его состояние.
— Он не заряжен.
Щелчок кремнёвого курка заставил его побледнеть. Сердце Луваен глухо стучало у неё в ушах.
— Думаете, нет? — её палец лег на спусковой крючок.
Он медленно попятился к двери, и чем ближе он подходил к вожделенной безопасности, тем больше ненависть заострялась на его лице.
— Ты и я, стерва. Мы ещё не закончили.
Её рука ныла под тяжестью пистолета, но хватка Луваен оставалась такой же твёрдой, как и её голос.
— Да, не закончили, — пообещала она.
Хлопнула дверь, задребезжали оловянные тарелки, выставленные вдоль одной из стен, и Джименин исчез в возмущённом взмахе чёрного плаща. Луваен опустила руку и осторожно отпустила курок. Только потрескивание углей в камине раздавалось в гостиной, когда она возвращала пистолет в футляр и убирала его обратно в шкаф.
— Лу, ты чуть не застрелила его! — глаза Мерсера поглотили его лицо, и пряди седых волос встали дыбом, как будто в него ударила молния. Если бы Луваен не старалась спрятать дрожащие руки в юбках, она бы рассмеялась.
— Томас, наверное, перевернулся в могиле из-за того, что я не сделала, папа. Первое правило: если целишься из пистолета — лучше стреляй. Я нарушила это правило, — потрясение от столкновения с Джименином накатило на неё, и она рухнула в кресло, которое он освободил. Мерсер налил ей чашку уже тёплого чая, и она крепко сжала хрупкий предмет, чтобы не пролить.
— Что заставило тебя предложить ему себя? Ты презираешь Джименина.
Она сделала глоток, молясь, чтобы её руки перестали трястись.
— Я никогда бы не вышла замуж за такое отвратительное ничтожество. Я скорее подожгу дом, чем испорчу швабру, очищая его от пола.
Лоб Мерсера сморщился.
— Тогда почему?
— Чтобы выиграть время, — она посмотрела на потолок. Комната Циннии находилась прямо над ними. — Если бы у него была хоть капля чести, которой у него нет, он бы ухаживал за мной. А поскольку у меня нет чести, когда дело касается этого мужчины, я разорвала бы помолвку после того, как нашла бы способ либо расплатиться с ним, либо увезти тебя и Циннию от него. Я не в долгу перед ним, и из-за разорванной помолвки меня бы не посадили в тюрьму, — она всё ещё могла представить камеру изнутри и виселицу снаружи. Любой конфликт после этого, и кто-то определённо умрёт. — Жаль, что он понимает, что при первой же возможности я всажу ему нож между лопаток.
Мерсер занял своё место напротив неё, снова сгорбившись в побеждённой сутулости.
— Мы должны ему. Он имеет право на оплату.
— Да, но не имеет права требовать Циннию в обмен, — её руки дрожали теперь от гнева, а не от страха. — Почему, во имя всех богов, ты пошёл с ним на ещё одно предприятие, папа? Караван шафрана? Разве ты не понимаешь, насколько рискованно такое вложение? — Луваен отчаянно желала, чтобы её мачеха была жива. Хотя Мерсер когда-то был известен как успешный бизнесмен и торговец, именно его жена Абигейл обладала здравым деловым чутьём, разбиралась в прибыльных инвестициях и сложных переговорах. Она была семейным писцом и могла отчитаться за каждый полпенни, оставшийся в карманах Мерсера. Луваен не принадлежала ей по крови, но она унаследовала схожий денежный взгляд, и Абигейл научила её всему, что знала. Состояние Мерсера ухудшилось только после смерти Абигейл и замужества Луваен. Она всё ещё поражалась тому, как быстро ему удалось разрушить свой бизнес и растратить семейные сбережения, пока никто не видел.
Мерсер напрягся.
— Конечно, я знал об этом, но Джименин обещал огромную прибыль, как только мы выведем товар на рынок.
— Если вы выведете товар на рынок, чего вы не сделали.
— Откуда мне было знать, что бандиты нападут на караван? — он вцепился в подлокотники кресла. — Боги, Лу, ты как собака с костью.
Ему повезло, что он её отец, иначе она бы прогрызла его насквозь, а не просто искусала.
— Ты серьёзно? — её пальцы крепче сжали чашку, угрожая расколоть её. — Все знают, что Лэдллоу Хиллс — территория разбойников. Единственное, о чем можно с уверенностью утверждать, так это то, что солнце встает каждое утро.
— Следи за своим языком, мисс! Я всё ещё твой отец и глава этой семьи.
— Которую ты умудрился разорить своими неверными решениями. Вы с Циннией сейчас не бездомные, потому что живёте в моём доме!
Раскрасневшееся лицо Мерсера побагровело, и Луваен отшатнулась от унижения в его глазах. Чувство вины скрутило её живот, и она умоляюще протянула к нему руку.
— Прости меня, папа…
— Он ушёл? — Цинния высунула голову из-за угла, оглядывая комнату.
Луваен не сводила глаз с отца.
— Да. Хочешь чаю? Сейчас только подогрею.
Мерсер поднялся. Ссутулив плечи, он вышел из гостиной, задержавшись, чтобы обнять Циннию.
— Я пойду вздремну, — сказал он ей. — Увидимся за ужином, — он не оглянулся на Луваен. Обе женщины слушали, как звук его шагов раздавался по ступенькам, а затем над их головами, направляясь к комнате. При щелчке закрывающейся двери они повернулись лицом к лицу.
Цинния сердито посмотрела на Луваен.
— Что ты ему сказала?
Луваен отвернулась и уставилась в огонь.
— Ничего такого, что было бы неправдой, — правда это или нет, но она причинила боль своему любимому отцу, опозорив его самым жестоким образом.
— Держу пари, ничего хорошего. Иногда ты такая бессердечная, Лу.
— Может быть, если бы кто-то из нас больше думал головой, а не сердцем, мы бы не попали в такую передрягу, — Луваен потерла кончиками пальцев виски. — Джименин вызывает своих агентов. Он простит долг, если папа продаст тебя ему в жены, иначе он отправит папу в долговую тюрьму.
Цинния ахнула.
— А мы не можем ему заплатить?
— Этого недостаточно. Я продам дом, землю, то немногое, что у нас осталось, и остальную часть скота, но это покроет лишь часть долга. Джименин убедил папу присоединиться к ещё одному неудачному делу. Возможно, нам удалось бы вытащить его из долговой ямы, в которую он сам себя загнал. Но не после такого.
Цинния бросилась вперёд и опустилась на колени перед креслом сестры. Она сжала руку Луваен.
— Гэвин может помочь. Его отец богат. Мы возьмем у него взаймы.
Луваен посмотрела в завораживающее лицо, которое часто так усложняло жизнь, и сжала пальцы Циннии.
— Нет. Мы меняем зло, которое знаем, на зло, которого не знаем.
Цинния отбросила руку Луваен, словно обжёгшись, и вскочила на ноги.
— Гэвин де Ловет не злодей!
— Возможно, и нет, но он может оказаться лжецом. Сколько вы с ним знакомы? — Луваен щёлкнула пальцами. — Три месяца? Красивое лицо, хорошие манеры, изящная одежда. Из них не получится хорошего человека, Цинния, или честного. Мы никогда не встречались с его семьей. Никто здесь не видел и не слышал о де Совтерах.
