с печальною перспективою дальнейшей негодности, я не упоминаю, не имея на этот счет верных данных, хотя убежден, что цифра их должна быть весьма почтенная»28.
Евгений Фелицын рассказывал про один злополучный утес, который «тропа не могла миновать», с изрытой углублениями, но очень скользкой и гладкой поверхностью, с которого сорвалось несколько десятков вьючных горских лошадей. «Никакая предусмотрительность, – писал он, – не могла устранить несчастных случаев. Невзирая на то, что транспорт формировался преимущественно из лошадей Карачаевской породы, выросших и воспитанных в горах, следовательно, привычных карабкаться по скалам, на вершинах самых высоких хребтов, где, прибавлю, они пасутся почти круглый год, тем не менее, и при такой опытности, лошади, будучи даже из предосторожности подкованными на все четыре ноги, не всегда в состоянии были благополучно миновать утес, о котором идет речь». В средних числах августа утес вышел из-под тающего снега еще больше – лошадей приходилось развьючивать, тяжести на плечах казаков переносились за утес на снежную поляну, где лошади снова навьючивались. Но и это, как свидетельствуют «раздирающие душу сцены», увиденные автором статьи, не всегда делало переход через утес безопасным для лошадей29.
Марухский отряд 12 августа вышел в Цебельдинское ущелье, и далее его движение по колесной дороге совершилось без особенных трудностей, тем более что «после ужасов пройденного пути, всякая другая дорога, как бы убийственна она ни была, никого устрашить уже не могла и, вероятно, показалась чуть ли не совершенством в сравнении с тремя перевалами, оставшимися позади». К «довершению картины», со второго дня выступления в поход, до самого озера Лахты, погода стояла холодная и сырая; дождь лил каждый день, а солнце ни разу не показалось из-за облаков серо-свинцового цвета, они непроницаемо сплошь покрывали небо. Е. Фелицын также заметил, что «невероятно счастливо» Марухский отряд совершил свой поход в Абхазию: «Горцы, компетентные судьи в данном случае, предсказывали потерю, по крайней мере, половины общего числа лошадей, находившихся при войсках, а потому потеря 70-ти штук должна считаться весьма незначительною в сравнении с тем, чего следовало ожидать при других обстоятельствах. Марухский отряд, бесспорно, совершил замечательный в военной истории войн поход и оставил по себе много поучительного, когда будут обнародованы подробные сведения о движении его к Сухуму»30.
Движение отряда замедлялось большим количеством вьюков, которых, как видно из «журнала боевых действий» генерала Бабича, было до 95031. Сколько карачаевских лошадей находилось во вьючном транспорте, точно неизвестно. По данным же председателя Горского суда и помощника начальника Баталпашинского уезда Г. С. Петрова, их было около четырех сотен. «В прошлую турецкую войну население Карачая, – пишет он, – как и все остальные горцы Кубанской области – показали себя безупречными сынами своей родины. На достопамятные слова Государя, произнесенные в Москве, они откликнулись так же, как и остальная Россия, и те обещания, которые были изложены в адресе, не остались пустой фразой. Карачаевцы на собственные средства содержали на горных перевалах пикеты, снарядили одну сотню милиции, входившую в состав Кубанского горского полка, имевшую поход к границам Австрии, и одну сотню, участвовавшую в Марухском отряде, и выставили для этого отряда около 400 вьючных лошадей с необходимыми для этой цели принадлежностями и чарводарами (погонщиками – Р. Д.)»32.
Приблизительную численность карачаевского транспорта можно попробовать установить следующим путем. Обратимся к журналу боевых действий генерала Бабича, где указаны потери отрядных лошадей. Он сообщает, что убыль на пути к Сухуму составила: 26 строевых (в т. ч. 7 офицерских), 3 артиллерийских и 32 «подъемных и вьючных», всего 61 лошадь. Под Сухумом пали 2 раненные в деле 19 августа артиллерийские лошади. При обратном возвращении в конных сотнях и горном взводе убыло 37 строевых (в т. ч. 2 офицерских), 8 артиллерийских и 10 подъемных и вьючных, всего 55 лошадей. Далее, «особыми комиссиями» были признаны пришедшими в полную негодность 39 лошадей. Всего получается потеря 157 лошадей, что составило, по данным генерала, 15,4% от общего количества33.
Из этого можно сделать вывод, что численность отрядных лошадей составляла более тысячи. По тексту видно, что речь идет только о военных лошадях, в том числе вьючных. По данным Е. Фелицына, в отряде насчитывалось до пяти сотен кавалерии, следовательно, остальные пятьсот лошадей должны прийтись на вьючный транспорт. Он также указывал, что общая численность транспорта составляла около 1000 лошадей, следовательно, горских лошадей могло быть до половины состава. Поскольку он упоминал в основном о карачаевских вьючных лошадях, то, учитывая и сведения Г. Петрова, можно сделать вывод, что их было от четырехсот до пятисот. Вероятно также, часть вьючных лошадей предоставили не только карачаевцы, но и другие горцы (Р. Д.).
В состав формирующегося Горско-Кубанского конно-иррегулярного полка из горцев области набрали две конные сотни. Е. Фелицын так характеризует получившуюся из них кавалерию: «…из горского населения Кубанской области, в Баталпашинском уезде собраны были две сотни: одна из жителей Карачаевского племени, другая из горцев, живущих по реке Зеленчуку. Весь цвет магометанской молодежи наперерыв стремился попасть в ряды формируемых сотен, и многие из желающих, за недостатком вакансий, с большим сожалением принуждены были остаться дома, не осуществив своих надежд. Нужно было видеть этих джигитов, когда сотни собрались на смотр. Щегольски одетые, увешанные богатым оружием, на прекрасных карачаевских и кабардинских лошадях, они олицетворяли собою образцовую и лихую кавалерию, не оставляющую желать ничего лучшего. Выросшие на коне, каждый из них был прекрасным наездником и искал случая щегольнуть ловкостью и достоинствами хорошо выезженного скакуна своего». Горцы Баталпашинского уезда сами предложили для транспорта своих лошадей, не потребовав за это оплаты; они были, несмотря на это, вознаграждены.
Горские лошади, и особенно карачаевские, оказались незаменимы при формировании состава вьючного транспорта, насчитывавшего до 1000 лошадей и готового как раз к назначенному дню. Транспорт «отслужил свою тяжелую службу с редким усердием и добросовестностью», – констатирует очевидец событий. «Но смело можно сказать, что без горского транспорта отряд не мог двинуться в столь трудный поход. Предполагавшаяся присылка из-за Кавказа черводаров не заменила бы карачаевских лошадей, – подчеркивает Е. Фелицын, – и к тому же потребовала бы огромной затраты денег». Перевозка провианта за Марухский перевал осуществлялась по тяжелейшей тропе, через ледники и снега, в дождь, сырость и холод. Поэтому она возможна была «только на таких лошадях, какими владеют горцы; другие – обладай они самыми лучшими достоинствами, но не рожденные в горах, не вынесли бы и сотой доли того, что пришлось испытать транспортным лошадям». Очевидно, такая помощь народов будущей Карачаево-Черкесии была обусловлена располагающими к тому обстоятельствами. «В высшей степени гуманное отношение к горцам, заботливость об улучшении их быта и внимание ко всяким нуждам этого народа бывшего уездного начальника, полковника Петрусевича, и настоящего, капитана Кузовлева, вселили в магометанском населении уезда полную привязанность и доверие к представителям местного управления»34.
Таким образом, гуманное отношение уездного начальства в отношении горцев воспринималось как забота целого государства. Это было далеко не так, например, земельный вопрос карачаевского народа, как будет видно из дальнейшего изложения, так и не решили полностью на всем протяжении царского периода. Карачаевцы-субарендаторы переплачивали огромные проценты предпринимателям, арендующим у государства землю. А Николай Григорьевич Петрусевич более десяти лет своей жизни провел на Кавказе, в Кубанской области. Сначала в должности начальника Эльбрусского округа, потом Баталпашинского уездного начальника, он оставил о себе добрую память среди горцев. В Карачаево-Черкесии его помнят до сих пор, а в недавнее время в Черкесске генералу был установлен памятник, открытие которого состоялось в ноябре 2015 года (Р. Д.).
Цитировавшийся выше Г. Петров также отметил, что у карачаевцев «овцы особой породы, не имеющей ничего общего с разводимою в соседних станицах», и сделал такое описание внешности карачаевской лошади: «Коневодство также не чуждо карачаевцам, и у них имеется своя особая порода лошадей, представители которой имеют небольшой рост, некрасивую короткую голову, длинную шерсть, толстые ноги с низкими копытами». По его данным, численность скота у карачаевцев в то время составляла: 18 500 лошадей, 32 200 голов рогатого скота, 231 800 овец и коз, 2500 ослов. Было отмечено, что хозяева, имеющие от 5 до 30 лошадей, в Карачае не редкость35.
