Карачая. Чтобы оказывать влияние на карачаевцев, достаточно было контролировать эти территории (Р. Д.).
В «Военно-статистическом обозрении Ставропольской губернии» (1851), составленном капитаном Забудским (по своим рекогносцировкам и материалам), сообщалось: «Для безопасности и спокойствия центра преданность Карачаевцев… весьма важна. Они могут запереть все выходы и входы в своей дикой и неприступной котловине… Народы правого фланга, зная воинственность карачаевцев и их запальчивый характер, боятся их трогать и живут с ними мирно». Далее отмечалось, что карачаевцы избегают вражды с Россией по причине недостатка пастбищных мест и необходимости выгонять скот на подножный корм к Кисловодской линии. Там же можно найти и данные относительно примерной численности всего скота в Карачае. «Известны всем на Кавказе их знаменитые Карачаевские бараны, которых насчитывают до 100 000 голов, т. е. по 50 на каждый двор. Рогатого скота считается около 12 000 голов; лошади мелкой породы, но чрезвычайно крепки и известны под названием Карачаевских; их считают до 6500 штук»18.
Барон К. Ф. Сталь, подполковник генерального штаба, писал в своем очерке: «Главное народонаселение живет в 3-х аулах: Карч-юрте, Хурзуке и Учь-Кулане. Главный промысел – скотоводство… Число душ карачаевцев 7380. Они имеют 6200 лошадей, 12 300 рогатого скота и 34 тыс. овец. В зимнее время карачаевцы пасут свой скот в Кавказской области, нанимая для этого земли у соседних казаков… По настоящим обстоятельствам края и стремлению Шамиля подчинить своей власти всю закубанскую Черкесию, Карачай как единственный пункт сообщения между левым и правым флангами играет важную роль в военном отношении. Карачаевцы управляются своими старшинами»19.
Летом 1855 года в Карачае снова прогремели пушки. По приглашению от имени карачаевского общества, сделанному эфенди М. Хубиевым, 15 августа в карачаевские пределы вошли войска Мухаммад-Амина, наиба имама Шамиля на Северо-Западном Кавказе. Часть карачаевцев присоединилась к нему, часть, вероятно, заняла выжидательную позицию. После столкновений с царскими войсками 17-го и 19-го числа, 25 августа после решающего боя с войсками генерал-лейтенанта Козловского, наиб Мухаммад-Амин отступил за реку Лабу20.
В ежемесячном журнале «Москвитянин» карачаевским породам лошадей и овец В. Швецовым (1855) даны достаточно высокие оценки: «Лошади их считаются из лучших Кавказских пород, – подчеркивает он, – они более ценны смелостию своею в езде по скалистым и крутым тропам; шаг их верен и спокоен: вы, давши свободу своему коню, можете безбоязненно проехать по такому неприступному пути, где только может уместиться копыто лошади вашей и где ни одна из других пород не может сделать ни одного шага, да и вы, сколько бы ни желали, не можете принудить это животное идти по такой почти отвесной крутизне, где инстинкт самохранения удерживает ее со всем упрямством, свойственным животному. Овцы их также особой породы, шерсть необыкновенно длинная, тонкая и мягкая, как кашемир»21.
Карачаевцы пасли свои стада скота от верховьев Эшкакона и Кич-Малки на востоке до истоков Зеленчука на западе. Но в 1859 году специальная комиссия, рассматривавшая поземельные споры карачаевцев с соседями, ограничила карачаевские земли с востока Водораздельным хребтом между системой Кубани и Терека, лишив карачаевцев эшкаконских пастбищ. Это было первое вмешательство властей в поземельные дела карачаевцев. Как и многие последующие распоряжения, оно нанесло карачаевскому хозяйству большой урон22.
Общее конское поголовье в 1867 году составило 13 625 лошадей, и наиболее ценились лошади возрастом от 7 до 10 лет. «Конь – крылья мужчины», – говорили сами карачаевцы. Самыми крупными и многочисленными табунами лошадей владели бийские (княжеские) фамилии23. Развивалась и торговля, например, в 1867 году в продажу поступило следующее количество скота: 942 лошади, крупного рогатого скота 843 головы, овец 10 212 голов24.
В 60-е годы коневодство сосредоточилось почти целиком в руках биев (князей), владельцами табунов были Крымшамхаловы (Каншаубий имел табун в 400 лошадей, Хаджи Мурза – 200), Дудовы и Карабашевы. С ними по количеству лошадей конкурировали отдельные богатые уздени, например, Ожай Байчоров в 1867 году владел табуном в 200 голов, у Наны Хубиева было 160 лошадей, табун Джамбулата Байчорова состоял в том же году из 80 лошадей25.
Поскольку конские табуны разводили специально для продажи, все большую роль в коневодстве играли предприниматели. В работе Бентковского «Список табуновладельцев Северного Кавказа, желающих состоять под покровительством Кавказского коннозаводского округа, с показанием числа и сортов разводимых лошадей и заявленных ими желаний с целью улучшения коневодства» на первом месте по Баталпашинскому уезду находился Ожай Байчоров.
К 70-м годам XIX века его табун насчитывал 500 голов, в том числе 20 жеребцов, 300 маток, остальное поголовье составлял молодняк. Жеребцы были карачаевской породы (в списке указаны как «байчоровской»), кабардинской («атажукинской») и абазинской («лоовской»), матки все карачаевские («байчоровской породы»)26.
Глава вторая.
Марухская экспедиция.
Незаменимая в горах лошадь
Трудным испытанием качеств карачаевской лошади стал переход отряда генерал-лейтенанта П. Д. Бабича через Марухский перевал, во время Русско-турецкой войны 1877—1878 годов. Подробный рассказ об этом походе вышел в газете «Кавказ» в 1878 году (№44—46). Автором статьи был участник экспедиции Евгений Дмитриевич Фелицын.
Отряд, названный Марухским, быстро сформировали в Кубанской области для наступления в Абхазию и преимущественно в направлении Сухума. Войска начали собираться к 25 июля 1877 года около станицы Кардоникской, в назначенном месте; название же свое отряд получил от перевала Марух, через который должен был совершить переход. В составе отряда находились 2-й и 4-й батальоны 149-го пехотного Черноморского полка, 2-й и 4-й пешие пластунские батальоны, 3 сотни Урупского конного полка, 6-я сотня Горско-Кубанского конно-иррегулярного полка, взвод (2 горных орудия) 6-й батареи 20-й артиллерийской бригады, и две пешие сотни, сформированные «из жителей Карачая». В отряде находилось четыре батальона пехоты, пять сотен кавалерии, 2 горных орудия, что в общем составило более 3000 человек. Для перевозки сухарных запасов, провианта, спирта, овса, боевых снарядов и прочих тяжестей, которые следовали бы с войском, нужен был, как пишет Е. Фелицын, вьючный транспорт до 1000 лошадей. И таких лошадей, «которые могли бы преодолеть трудности предстоящего движения чрез главный хребет по местности, покрытой высокими, скалистыми и трудно доступными горами, с глубочайшими теснинами, где с бешеною быстротою несутся холодные воды снежных потоков, опрокидывающие все, что преграждает их путь. Подобным условиям могли удовлетворить исключительно только лошади, рожденные и выросшие в горах, т. е. Карачаевские и принадлежащие горцам, живущим по рекам Большому и Малому Зеленчуку». На пути движения отряду предстояло встретить большие трудности на расстоянии более 150 верст, почти до самого Сухума. Войскам приходилось идти по «совершенно безлюдной, чрезвычайно пересеченной местности, отличающейся дикой природой, где на каждом почти шагу обнаруживается полное отсутствие всякой культуры. Тропа, означенная на пяти-верстной карте, в действительности не существовала; нельзя было отыскать даже и признаков ее».
Опытные проводники-горцы недоверчиво посматривали на движущиеся колонны войск. У кубанских черкесов Марухский перевал считался самым трудным, его избегали и для сообщения с Абхазией избирались другие пути. В некоторых местах в горах лошадей отряда на веревках спускали вниз. К тому времени это был единственный случай, когда российские войска переходили в Абхазию через Марухский перевал. Поэтому неудивительно, что «старые кавказцы», находившиеся в отряде генерала Бабича, «мрачно посматривали вдаль», задумавшись о трудностях, которые ждали их впереди. Они не ошиблись, «их ожидания подтвердились вполне». По пути движения Марухского отряда не находилось и «сотни саженей удобных для движения» пешком и с вьюком, «почти каждая пядь земли требовала разработки», иногда очень капитальной27.
Повествование участника похода живописно и эмоционально – он подробно рассказывает о том, свидетелем чего ему довелось быть. «Воображение решительно отказывается воспроизвести с желаемою верностью те внушающие ужасы, крутые подъемы и спуски по совершенно отвесным скалам, с зияющими под ними безднами, по которым лежал путь наших войск… Достаточно заметить, что при движении своем войска потеряли до 70-ти лошадей, сорвавшихся в пропасти, чтобы составить некоторое понятие о трудности дороги. Понятие это будет, разумеется, слабое, ибо никакое описание не может выразить действительности во всей ее реальной правде. О попорченных лошадях, получивших серьезные повреждения ног и сильные ушибы,
