class="p1">К а л и б е р о в (отвернулся, делая вид, что не заметил). Дуев?.. Калиберов. Привет вооруженным силам. Что ж ты на рыбалку не поехал?.. А-а… Послушай, ты что, Печкурова, директора спиртзавода, вызывал?.. Ага… так… так… Видишь, какое дело, время у нас сейчас начинается горячее: скоро пойдет хлеб, потом картошка, а на этом заводе работнички такие, что без Печкурова запарятся и дров нам наломают. Так что в наших интересах, в интересах района… Что?.. (Слушает, смеется.) А я думал… И не говори, просто беда… (Смеется.) Подкрути ему гайки, подкрути, чтоб знал, как писать. Ну, будь здоров. (Кладет трубку. Печкурову.) Ты что же мне голову морочишь? Анкету тебя вызывают переписать. Наделал там, понимаешь, ошибок… (Антонине Тимофеевне.) Ну, будем мы сегодня завтракать? Антонина Тимофеевна уходит.
П е ч к у р о в. Не понимаю… Почему же Мошкин так категорически утверждал?
К а л и б е р о в. А вы что с ним вообще, друзья?
П е ч к у р о в. Не скажу, что друзья, но друг другу верим.
К а л и б е р о в. Так-так. Ну, смотри мне, начнется хлебосдача, чтобы на заводе никаких задержек не было. Понял? И вообще об интересах района не забывай…
П е ч к у р о в. Будьте уверены, Степан Васильевич. Если что, голову открутите.
А н т о н и н а Т и м о ф е е в н а (входя). Прошу за стол.
П е ч к у р о в. Спасибо.
Несмелый стук в дверь.
А н т о н и н а Т и м о ф е е в н а. Пожалуйста.
Несмелый стук повторяется.
Входите, входите, пожалуйста.
Дверь медленно открывается. Показывается кошелка, потом другая, и наконец появляется Г о р о ш к о. Увидев накрытый стол и гостя, он совсем растерялся и нерешительно топчется на пороге.
Г о р о ш к о (пряча кошелки за спину). Доброго здоровьичка вам.
К а л и б е р о в. А-а, Горошко! Ну, входи, входи. Что ты там топчешься на пороге, словно в женскую баню попал?
Г о р о ш к о. Так вы ж… Так я ж… Немного не вовремя зашел. Приятного аппетита.
К а л и б е р о в. Как раз вовремя. Прошу за стол.
А н т о н и н а Т и м о ф е е в н а (Горошке, который передает ей кошелки). Садитесь, садитесь.
К а л и б е р о в (указывая на кошелки). А это что? Нарушение устава сельхозартели?
Г о р о ш к о. Что вы! Какое там! Огурчики, свежие огурчики. Жена передала тут немножко Антонине Тимофеевне. Свои. Со своего огорода.
П е ч к у р о в. А-а, добрая закуска. Люблю молоденькие.
Г о р о ш к о (осмелев). Закуска у нас всегда найдется, товарищ директор спиртзавода. Милости просим.
К а л и б е р о в. Ишь куда метнул. (Разливает настойку.)
А н т о н и н а Т и м о ф е е в н а (предостерегающе). Степа, ты забыл, что тебе нельзя.
К а л и б е р о в. Это почему же?
А н т о н и н а Т и м о ф е е в н а (гостям). У Степана Васильевича опять был приступ печени. А во время приступа нельзя пить ну ни капельки. Так что вы уж, пожалуйста, не упрашивайте его.
К а л и б е р о в. Это, наконец, черт знает что такое!
А н т о н и н а Т и м о ф е е в н а. Да-да-да. Режим есть режим.
П е ч к у р о в. Это и я скажу: без режима в наши годы пропадешь.
А н т о н и н а Т и м о ф е е в н а. Ему давно надо бы в Кисловодск. Да разве уедешь с этой вашей уборкой?! Сам здесь мучается, и я страдаю. Жарища, пыль, мухи — тут и здоровому тошно, не то что больному.
Г о р о ш к о. А вы бы, Антонина Тимофеевна, поехали к нам. Речка, лесок, поле… Ах, как хорошо!
К а л и б е р о в (брезгливо наливая себе ессентуки). Ты что? Под чужих жен клинья подбиваешь?
Г о р о ш к о. Я уже для чужих жен не гожусь, Степан Васильевич. Разве нет? Ко мне свободно можно отпускать жену.
К а л и б е р о в. А куда же она денет своих котов?
Г о р о ш к о. Котов? (Вспомнил.) Ах, ко-ошечек… Можно и котов. Молока у нас хватит. Разве нет?
П е ч к у р о в. А у них там и правда хорошо. Вот бы где домик поставить!
К а л и б е р о в. Скажи лучше, Горошко, как ты к уборочной подготовился? За сколько дней думаешь выполнить хлебопоставки?
Г о р о ш к о. Вот за тем, Степан Васильевич, и заехал к вам. Просить буду. Очень буду просить.
К а л и б е р о в. За спрос денег не берут.
Г о р о ш к о. Степан Васильевич, пусть не завышают нам план хлебозакупа. Сделайте такое доброе дело! А то ведь… И так уж мне колхозники проходу не дают. Считают, что я все перед начальством выслуживаюсь.
К а л и б е р о в. А государству что?
Г о р о ш к о. Так, Степан Васильевич, некоторые из года в год… Честное слово, урожай у нас в этом году не больший, чем у соседей. По правде, по закону сделайте, как есть.
К а л и б е р о в. Значит, мы не по закону делаем?
Г о р о ш к о. Разве я так говорю, Степан Васильевич? Вам, конечно, видней…
К а л и б е р о в. А если видней, значит, в интересах района делаем. И, главное, в интересах государства. Государству хлеб нужен. А ты что хочешь? На отсталых выехать? Им надо помочь хотя бы до средних дотянуться.
Г о р о ш к о. Так мы ж, так сказать, передовые, сами уже до средних скатились. Разве нет?
К а л и б е р о в. Плохо хозяйничаете! Бить надо за такое руководство!
Г о р о ш к о. Бить-то нас бьют, Степан Васильевич. Сверху вы, а снизу колхозники. А за что? На трудодень мало даем. Вот за что. Так что мне хоть круть-верть, хоть верть-круть — все равно…
П е ч к у р о в. А ты, Горошко, не круть-верть, а круть-круть…
Г о р о ш к о. Так и закрутиться можно… Степан Васильевич, если бы вы в этом году нам установили план по закону, честное слово, на трудодень у нас было бы не меньше, чем…
К а л и б е р о в (перебивает). Товарищ Горошко! Я еще не помню такого случая, чтобы за низкий трудодень кому-нибудь выговор дали. А за отставание по хлебу я лично… лично знаю таких руководителей, которые по два и три выговора имеют. Ясно?
А н т о н и н а Т и м о ф е е в н а уходит на кухню. Калиберов, проводив ее глазами, торопливо наливает всем по рюмке. Подморгнув друг другу, они выпивают.
Г о р о ш к о. Ясно. Хоть круть-верть, хоть верть-круть.
Выпили еще по одной рюмке.
П е ч к у р о в (начинает петь). «Шумел камыш, деревья гнулись…»
Подхватывает песню и Горошко: «…а ночка темная была…» Вбегает А н т о н и н а Т и м о ф е е в н а и закрывает окна.
З а н а в е с.
Действие второе
Двор председателя колхоза «Партизан» Горошко. Часть дома с открытой верандой. Во дворе цветы и вишневые деревья. На веранде цветы в вазонах. К окну чердака приставлена лестница. На веранде за столом Л е н я рисует карикатуру для стенгазеты. На диванчике, прикрывшись газетой, спит Г о р о ш к о. Слышно, как он похрапывает.
Л е н я (рисуя, декламирует).
«Дед везет на рынок рожь…
Слышен храп Горошки.
…С дедом едет баба…
Храп сильнее.
…С виду конь у них хорош…
Снова храп.
…Только тянет слабо…»
Входит Н а т а ш а.
Н а т а ш а. Что ты тут рисуешь?
Л е н я (важно). Не видишь? Стенгазету оформляю. Общественная нагрузка.
Н а т а ш а (разглядывая рисунок). А это кто же?
Л е н я. Учительница, а не знаешь. Иисус Христос — вот кто.
Н а т а ш а. Он же молодым был, а ты его лысым сделал.
Л е н я. Был молодым, а теперь полысел. Сколько
