вождя в древней Палестине, возглавившего восстание против римлян[32].
Хотя старший брат Менахема, Герцль, был в более близких отношениях с отцом, но именно Менахем с энтузиазмом воспринял сионистские взгляды Зеева-Дова. Еще мальчишкой он вступил в молодежную группу Ѓа-Шомер ѓа-цаир, поняв, что их принципы близки ему и в социальном, и в идеологическом плане. Правда, его не очень интересовали популярные у членов движения пешие походы, но, вместе со своей сестрой Рахелью, он с энтузиазмом пел сионистские песни, танцевал и с юных лет свободно говорил на иврите[33].
Когда Менахему исполнилось тринадцать лет, все трое детей Зеева-Дова прекратили, по его настоянию, членство в Ѓа-Шомер ѓа-цаир. Их отец решил, что руководство движения придает слишком большое значение социалистическим идеям — в ущерб еврейским ценностям и принципам сионизма. Зеев-Дов полагал, что его детям настало время стать членами Бейтара, молодежной сионистской организации, созданной в 1923 году под мощным идеологическим влиянием интеллектуального бунтаря Зеева Жаботинского.
2
Из праха и пепла
Тверд будь и мужествен, ибо ты передашь народу этому во владение землю, о которой Я клялся отцам их, что дам (ее) им.
Йеѓошуа, 1:6
Менахему Бегину было всего тринадцать лет, когда он стал членом Бейтара, но этот шаг навсегда изменил его жизнь. Членство в Бейтаре вывело Бегина на орбиту Владимира (Зеева) Жаботинского] одного из самых активных и при этом непонятых — или, скорее, представленных в ложном свете — деятелей периода раннего сионизма. Невозможно оценить значение Бегина, не осознав значения Жаботинского.
Родившийся в Одессе в 1880 году, Владимир Жаботинский (взявший впоследствии еврейское имя Зеев) начинал как журналист и был иностранным корреспондентом в странах Европы. В молодости Жаботинский был ассимилированным евреем, не связанным ни с какими государственными структурами; как и многие евреи того времени, он не скрывал своей принадлежности к христианской культуре и русской общественной жизни — во всяком случае, в той степени, насколько они это позволяли, в то же время оставаясь верным своим еврейским корням[34]. Однако в начале XX века Жаботинский, уже завоевавший репутацию одаренного литератора и оратора, был потрясен волной еврейских погромов, прокатившейся по европейской части еврейского мира. На Кишиневский погром 1903 года выдающийся еврейский поэт Хаим-Нахман Бялик откликнулся эпической поэмой «В городе резни» (в русском переводе — «Сказание о погроме»), которая привлекла внимание мировой еврейской аудитории и вместе с тем обличала слабость народа, безропотно подчинившегося страшной судьбе.
Жаботинский стал организатором еврейской самообороны, а затем вступил в Сионистскую организацию и целиком посвятил себя сионистскому движению.
Во время Первой мировой войны Жаботинский выступил в поддержку британских вооруженных сил и сформировал Еврейский легион для участия в освобождении Палестины; он надеялся, что благодаря этой поддержке англичане позволят евреям, после падения Османской империи, селиться в Палестине. Жаботинский отчаянно надеялся, что англичане победят турок[35]. Многие бойцы Еврейского легиона, сражавшиеся в Палестине, подобно Жаботинскому приняли решение поселиться там по окончании войны. Когда карательные действия арабского населения сделали жизненно необходимым организацию еврейской самообороны, Жаботинский способствовал привлечению сотен добровольцев в состав Ѓаганы, независимых военизированных формирований в подмандатной Палестине. Он организовывал добровольцев и бывших членов Еврейского легиона для борьбы с арабскими погромщиками; правда, его усилия были умеренно успешными, поскольку правительство Великобритании, согласно условиям Мандата, осуществляло жесткий контроль над ввозом оружия.
После вспышки арабских беспорядков в Старом городе Иерусалима (апрель 1920 г.) и последовавших за этим столкновений с силами еврейской самообороны британские власти отдали распоряжение об аресте Жаботинского, и он добровольно сдался полиции. По обвинению в ношении оружия он был приговорен к пятнадцати годам заключения и помещен в тюрьму крепости Акко. Приговор вызвал волну возмущения во всем мире, и лондонские газеты писали, что еврейская общественность многих стран, считающая Жаботинского своим Гарибальди, выступит в его защиту. Статьи в его поддержку публиковались не только в еврейской прессе, но даже в лондонской «Таймс». Англичане пошли на попятный, и в июле Жаботинский был освобожден из тюрьмы[36].
Он настаивал на том, что его дело должно быть пересмотрено в судебном порядке, и с этой целью отправился в Лондон. Однако руководство сионистского движения не собиралось брать на себя судебные издержки по делу защиты Жаботинского — человека, отвергавшего их социалистические идеи и открыто пропагандирующего силовые методы обретения национального очага. Собственно говоря, сионистские лидеры (включая Хаима Вейцмана, химика по образованию, выходца из России, тогдашнего президента Сионистской организации и в будущем первого президента Государства Израиль) фактически хранили молчание во время заключения Жаботинского в Акко. В знак протеста против примиренческой политики сионистского руководства тех лет Жаботинский вышел из Сионистской организации в 1922 году. Тем самым он противопоставил себя сионистскому движению, сделавшись безустанным возмутителем спокойствия на всю оставшуюся жизнь.
Жаботинский пришел к убеждению, что существующее сионистское руководство является слишком слабым и пассивным. Пришло время, настаивал он, для «ревизии» тогдашнего прагматичного и узко-партийного сионизма, деятели которого выступали за постепенные действия по приобретению земельных участков и строительству поселений в тех местах, где это представлялось наиболее практичным. Представители основного направления в сионизме, возглавляемые Хаимом Вейцманом (которого впоследствии сменил Давид Бен-Гурион), ни в коей мере не были сторонниками территориального минимализма. Они полагали, что у евреев есть право на всю Страну Израиля, согласно библейскому определению, но вместе с тем подчеркивали важность постоянного сотрудничества с британскими властями, в надежде, что такая политика будет в конечном итоге способствовать достижению их цели — созданию независимого еврейского государства, пусть даже на территории меньшей, чем они того заслуживают.
А Жаботинский и его сторонники-ревизионисты считали, что единственная цель сионистского движения — создание еврейского государства по обе стороны от реки Иордан, на территории, обещанной в Торе, где еврейское самоуправление существовало на протяжении многих столетий. Не существует особых причин вступать в конфликт с арабами, но вместе с тем допускается — при отсутствии альтернативы — возможность использования силовых методов для обеспечения еврейского большинства в Палестине. По целому ряду пунктов цели ревизионистов совпадали с целями, которые ставило перед собой существующее сионистское руководство: и те и другие выступали за строительство еврейских поселений в Палестине, за право евреев иметь свои вооруженные силы и за свободную еврейскую иммиграцию в Палестину — все это по согласованию с британскими властями. Цели ревизионистов не особо отличались от целей сионистского рабочего движения — различия были в методах достижения этих целей: ревизионисты выступали преимущественно за силовые методы, полагая, что их идейные противники относятся с неоправданным
