пространство так расплылось, что я не заметил, как оказался рядом с Кешей — тем странненьким пареньком, который есть в каждом классе.
Кеша с ранних лет увлекался гаданием. Звёздный час Кеши настал в девятом классе, когда подряд сбылось три его предсказания. Учителя болели, контрольные не начинались, и Кеше даже почти уже дали, но вот дальше, вплоть до самого выпуска, из его пророчеств не сбылось вообще ничего. Хотя прорицал Кеша с удвоенной силой. Он постоянно читал журнальчики с провинциальными НЛО и был единственным, кто отнёсся всерьёз к записке о кишковороте. Конечно, я ничего не рассказал Кеше про жентмунов. Просто намекнул, что имеется интерес. Было бы неплохо проверить. Есть кто на примете?
На выходных Кеша повёл меня в старый парк развлечений. Был вечер, солнце просеивалось из-за деревьев, и сосны, помнящие меня ещё младенцем, раскачивались в подступающей темноте. Там, как древние окаменевшие звери, проступали аттракционы. У закрытого тира, покуривая, нас ждал Чирик.
Это был нездорового вида мужик лет пятидесяти, пустой взгляд которого выдавал опытного алкоголика. Полный, с зализанными сальными волосами, Чирик смотрел на мир вдавленными глазами-кнопками на одутловатом лице. Кеша протянул ему бутылку водки, и Чирик, не говоря ни слова, завёл нас в тир. Мы уселись на матах возле стенда, на котором парило множество пернатых — от фазанов до доисторических птеродактилей. При попадании из мелкашки птицы издавали клёкот и били механическими крыльями. Сейчас они молчали, отдыхая от вечной на себя охоты.
Прокашлявшись, Кеша раскрыл принесённую книгу. Магия была в том, что во время чтения мужик начинал щебетать. «Чирик!», — изрекал пьяница, и Кеша отмечал нужное слово. Алкаш отпивал водки, безразлично смотрел в угол, а потом вновь стрекотал. Чирикал он без всякой системы: мог выделить трелью целую строчку, а мог молчать всю страницу. Книга тоже могла быть любой. Постоянство состояло в поглощении водки.
Россказням Кеши я сперва не поверил, но мужик и вправду стал почирикивать тонким, совсем не шедшим ему голоском, словно у него внутри жила канарейка. Кеша тут же отмечал слово и продолжал гнусаво читать. Напившись и начирикавшись, ведун отрубился, на чём связь с потусторонним миром оборвалась.
Разумеется, в тетради оказалась полная белиберда. Кеша виновато проблеял, что нужна была закусь, а я устало обводил взглядом храпящего Чирика, укатившуюся в угол бутылку, птиц, грозно воздевших крылья, и придурковатого Кешу, которому я зачем-то доверился.
Всё-таки иногда «странненький» — это попросту неудачник.
К Чирику я вернулся только через месяц. Не сказать, чтобы за это время что-то произошло. Только однажды, на выходе из автобуса, моё плечо тронула дрожащая рука и старушечий голос невнятно прожамкал: «Моложой человек, вы выхожите?». Я сказал «Да», и сумасшедшая счастливо заулюлюкала на весь салон, будто я согласился выйти за неё. Мой краткий ответ словно замыкал какую-то последовательность, был последним звеном цепочки событий, источником которой был я.
Поэтому мне требовались ответы.
Чирик был по погоде закутан в бушлат, откуда смотрели пустые, давно выцветшие глаза. В них застыло предельное понимание, после которого утрачиваешь интерес
