сырые, с воспаленьями
и с ознобами строка.
На вчерашний воз с поленьями
не поднимется рука.
Глажу лезвие по молоту -
ржавый дух из стали прочь,
чтоб не старость и не молодость,
не жена чтоб и не дочь.
Вновь одежда груботканная
истирает швами, вы -
года – тепло желанное
в перьях брошенной совы.
Отгорю с ручьями, реками -
водо – по- росль, трава.
Откровенья с дровосеками -
отсыревшие дрова.
Стану редким исключением -
не сжигать календарей,
Дни заброшу по течению,
без тебя и якорей.
Не держи рукою цепкой,
платьев розовых не шей,
не могу я быть при- щепкой
на развешенной душе.
Одно-с-час-тье
Обвенчались в одночасье -
одно с-час-тье ли?
Двуединое при-час-тие
не от-час-ти ли?
Атлас белый (по примете)
к неприметности,
слезы редкого соцветья -
пустоцветности.
Чисто-тел глотали внутрь
до побочности,
В одночасье чья минута
непорочности?
Выдох в северные ливни -
перебор воды,
Обвенчались или гибнем?
кто – не поводырь?
С-час-тье – стрелка?
со-у-час-тье в теплой полости?
Я – слепец, а ты несчастнее,
ты без гордости…
Закон Гидрометрии
Окна – лучники. Ужалюсь и
солнцеядна – верьте-ка
лечим разум через жалюзи:
ливни, ливни вертикаль.
Сверху вниз по капле смерили:
рост, обхват – размер к земле,
мерим лица – лице – мерие
витражами на стекле.
С нитью струй, марионеточный,
под косым углом идешь,
много или одноклеточный -
всё равно – под гидронож.
Полосует. Разлинованы
в руки правые к зонтам,
пары нас – спарализованных
в мир, как в Параллелограмм…
Жалит луч: вращенье стадии
солнцесферы (шар – деталь).
Дождь – всегда противоядие
от меня – горизонталь.
Винсенту
По соломенной дороге знаки воска,
пять свечей осветят звездную печаль,
только б кисть шептала по-японски
и не дул мистраль.
Ночь раскинута по вееру созвездий,
паутина – иероглиф наших лет,
только б с этим вдохновеньем вместе
Не пришел рассвет.
Скрасит тень изображение сонных,
затушует смыслом все кругом,
только б не заглядывать в подсолнух,
В желтый дом.
Ты ушел… Взвиваясь кипарисом,
в сплавленную звездную спираль,
чтоб в момент рожденья появиться
Как мистраль.
Человек – оригами
Ты – человек-оригами, и это – страшно.
Согнут по линиям сгиба (гибнешь?),
и проползаешь вверх по бумажной башне
к Б-гу, которого сквозь целлюлозу видишь.
Солнце и лица вписал в миллион квадратов
(так точка зрения стирается в прах и дыры),
И цена жизни, без малого, что квартплата,
впрочем, и мир, без малого, что квартира.
Гонишься, гнешься ради каких-то унций
в дальнюю карму, а может быть, и в карманы,
И развиваешь функцию «глубже прогнуться»
как основную в периметре мирозданья.
Ты – человек-оригами. Бумаговерцы
растиражировались от края до рая,
Им вопреки твое оригами – сердце
искрой себя, безудержной, поджигаю.
В 26
Тихая заводь, в ней белая жабочка -
так не бездомность.
Мутная лужа, в ней белая бабочка -
не невесомость.
Жирная муха на розовой шторе -
Тоже невеста.
Летом росинке привиделось море -
Это не пресно.
Кактус отважный в войне с излучением
– радость сетчатки,
Игры с простуженным вдохновеньем -
не опечатки.
Витязь в какой-то обертке тигровой -
Явно не шкура…
Вот и идешь по дороге бредовой -
Умная дура.
Хиросима
Под шляпой ядерного взрыва
на фоне едких радиаций,
на краю жизни и обрыва
хочу к твоей груди прижаться.
Застынем вечной пантомимой,
чтоб не сгореть и не разбиться.
Город- Герой мой – Хиросима!
Я – ветка сакуры в петлице.
Песочные часы
В стеклянных трубках, сдавленных посередине,
шипит песок,
и по окружностям туманно- синим
летит листок.
Неизмеримы силы ускорения
тройным числом,
и острый угол светопреломления -
чертеж лицом.
молчать, кричать или дышать слезами
бытийных мук,
и те песчинки уже больше камни
в пустом углу.
В стеклянных трубках, сдавленных посередине,
песок молчал,
так по штрихам непрожитой картины
я угасал…
Посвящение телефонам
Четыре петли всеяпонским узлом
затянуто, стянуто – больно,
и пласт этой массы – горячее зло -
стекает по пальцам продольно.
Гудки – позывные уставших сердец,
лицо – цифровое скрещенье,
ты – сеть телефонов и сотый ловец
по времени против теченья.
Потом задыхаешься в пульсе звонка,
"Алло" – и игра интонаций,
так прочно срослась, как родная рука
на теле коммуникаций.
Четыре петли и на оси узлов
теньговое мыло не смято,
Отбой и побег от дежуривших слов
в объятия накинутой, пятой…
Слова – воробьи
Я отпускаю слова – воробьи
по миру разными стайками,
кто-то их будет по клеткам ловить,
кто-то их сравнивать с чайками.
Свита по буквам разлука-печаль
белою строчкою длинной,
кто-то засмотрится в небо и жаль
станет мой клин журавлиный.
Снова открыта для тех, кто извне,
кто из влюбленных, женатых,
будет ловить на одном полотне
слово семейства пернатых.
Я отпускаю слова – воробьи
по миру в разные стороны,
только вернутся на крыши мои -
вороны, вороны, вороны.
Суп с котом
Раскрываю тетрадь кулинарную,
как укроповый зонтик с петрушкой.
Я тебе, моему ординарному,
оказалась десертной подружкой.
Не смогла эту шляпку пельменную
примерять при июльской погоде я,
иссушилась фруктовой изменою
в вечном вертеле чревоугодия.
И с закусочной нашей безлюдной
растворюсь карамелькою мятной,
ты оставишь под первыми блюдами
суп с котом или даже с котятами.
Пролистну, как меню, усмехаючи,
с малосольной своею подушкою,
чтоб опять, аппетитом играючи,
наряжаться кокосовой стружкой.
"ВАМ" (
cover
by
Маяковский В.В.)
Вам, пожирающим канцеляризмов копирайты,
имеющим право подписи и секретарей!
Как вам не стыдно сёрфить сомнительные сайты,
подцепляя, в похоти, гнусных червей и коней?!
Знаете ли вы, чайники из которых многие,
думающие, поглазеть лучше как, -
может, на админовские руки и ноги,
рухнул, черт побери, сам сервак!
Если б админ, приведенный на шефский ковер,
вдруг увидел, израненный ниже плинтуса,
как вы также теперь той же правой и левой рукой
тупо шарите по окошкам Windows-а!
Вам ли, любящим виртуальных баб и блюда,
жизнь отдавать в угоду поюзать?!
Лучше я
