— Моя бабушка Знающая в третьем поколении, — сцепив руки, ответила я — такие вопросы меня всегда напрягали.
— Как давно работаете в архиве?
— Чуть больше года. Я устроилась сюда сразу же, как окончила Социальное училище.
— У вас в аттестате отличные оценки по стенографии. Вы хорошо ей владеете, я прав?
— Достаточно хорошо… — я удивилась, все еще не понимая, к чему он ведет.
— Что ж, вот прекрасно, — широко улыбнулся Шенк. — Потому что я хочу расширить ваши полномочия. Кажется, вы засиделись в своем архиве. Честно говоря, я был крайне удивлен, когда узнал, что в отделении фактически нет стенографиста, который скрупулезно фиксирует все, происходящее на следственных мероприятиях.
— Комиссар Дрезднер разрешал пользоваться аудиозаписью и даже видеосъемкой, — осторожно проговорила я. — У меня в архиве хранятся…
— И это было вопиющим нарушением устава! — перебил новый комиссар. — Вы, наверное, в курсе, что вампирскому сообществу запрещено использовать людскую технику?
На самом деле нет, я не была в курсе и думала, что это само собой разумеется, а стенография почти ушла в прошлое.
— Сегодня у отдела по борьбе с нравственными преступлениями важная операция и вы будете стенографировать. Я надеюсь на вас, мисс Калдер.
В первый момент мне показалось, что я ослышалась.
— У отдела по борьбе с нравственными преступлениями? — заикаясь, переспросила — то, что сказал Шенк, шокировало меня до глубины души. — Но это же полиция нравов, это же… А я архивный работник — я не могу вот так просто участвовать во всем этом! В том, что они делают…
— Вы и не должны участвовать. От вас требуется только находиться рядом и фиксировать. Я очень сильно надеюсь на вас, мисс Калдер, — с нажимом повторил комиссар. — Мне вас рекомендовали, как очень аккуратную, прилежную, милую и исполнительную девушку — не разочаровывайте меня, пожалуйста. Приступайте прямо сейчас — кардинал Тернер ждет только вас.
На ватных, негнущихся ногах я вышла из кабинета комиссара Шенка. Во всем отделении существовал только один человек, который вызывал у меня крайнюю степень неприятия и страх. И не только у меня, если честно…
Это был начальник отдела по борьбе с моральными преступлениями — Его Высокопреосвященство Коул Тернер.
ГЛАВА 2
Женский клуб
Кардинал Коул Тернер… Уже при одном звучании этого имени я ощутила укол в сердце. Его ненавидели и боялись. С ним остерегались связываться даже самые бывалые сотрудники. Встречая его в коридоре, девушки стремились как-то незаметно перейти на другую сторону, а то и вовсе скрыться с его глаз долой — вдруг Его Высокопреосвященство сочтет что-то в их облике неподобающим — например, слишком ярко подведенные глаза, или неуместно короткую длину юбки? Вдруг заподозрит в чем-то неподобающем?
Несмотря на молодой для священнослужителя его сана возраст — тридцать три года, Коул Тернер, возглавляющий отдел по борьбе с нравственными преступлениями, снискал славу очень жесткого и беспринципного радетеля церкви и правосудия. Он пользовался огромнейшим влиянием в вампирском обществе, сравнимым, пожалуй, с влиянием недавно избранного князя Константина Леоне, а, возможно, даже превосходил его по авторитету.
Будучи чистокровным вампиром, давным-давно он дал обет полного отказа от живой крови в пользу синтетической, которую сгенерировали вампирские ученые в Центральной биохимической лаборатории. Своим примером он давал понять, что не относит себя к вампирской элите, а близок к простому классу, который его просто боготворил, чтобы он ни сделал.
Шепотом из уст в уста передавалась жутковатая история — несколько десятков лет назад в его отдел, состоящий исключительно из мужчин, попала девушка. «Очень хрупкая и нежная, ну просто тонкий стебелёчек» — делая большие глаза, рассказывала Фелиция, которая, как всегда, была в курсе, — «Так вот, у Его Высокопреосвященства к этому цветочку было очень трогательное отношение. Особенное, как поговаривают злые языки. До тех пор, пока не выяснилось, что эта пармская фиалка по ночам подрабатывала в стриптизе. Кто-то ему ее явно сдал — примчался, значит, наш преподобный в клуб, а она там сиськами перед мужиками трясет, и из трусов банкноты сыпятся. Рассказывают, она в ногах у него валялась, на коленях за ним ползала — простить просила. Куда там — он этот клуб по кирпичику разнес. И с тех самых пор просто озверел. И полиция нравов и превратилась в то, чем является сейчас — карательный орган, против мощи и авторитета которого не может пойти даже сиятельный князь Леоне».
Иногда Фели не боялась говорить действительно запретные вещи — я чувствовала, как холодок ползет у меня по спине от ее рассказа. Ведь я знала, что случилось с той девушкой — ее обвинили в растлении общества и устроили показательную казнь. Кардинал лично наблюдал за введением смертельной инъекции.
Впрочем, мужчины тоже его побаивались. Пару недель назад по обвинению Его Высокопреосвященства одного мужчину лишили кисти руки за то, что изменял своей жене. И это он еще легко отделался — девушке, с которой он изменял, выкололи глаз.
Все еще до конца не веря, что это происходит со мной, и я действительно из своего хорошенького уютненького архива с его милыми моему сердцу папочками переместилась в какую-то непонятную и пугающую атмосферу, я опустилась на заднее сиденье черного «БМВ».
Помимо меня и водителя, здесь находилось еще двое мужчин, не обративших на меня никакого внимания. Ни жива ни мертва, я только спустя пару мгновений осознала, что сижу рядом с самим кардиналом, Его Высокопреосвященством, Коулом Тернером.
Это осознание настолько потрясло весь мой организм, что я выронила выданный мне планшет для стенографии, который очень крепко прижимала к себе. Он завалился куда-то под переднее сиденье — покраснев от своей неловкости, полезла его доставать и, не рассчитав тесное пространство машины, ткнулась лицом кардиналу прямо в колено.
— Извините, — пискнула, багровея от стыда.
Коул Тенер бросил на меня мимолетный взгляд, и ничего не ответил. Так смотрят на бестолковую маленькую собачонку, которая во время прогулки выскакивает на вас из-за кустов, а хозяин отчаянно тянет ее за поводок, бормоча извинения.
В отличие от Его Высокопреосвященства, мужчина с переднего сиденья не преминул прокомментировать с досадой:
— Совсем Шенк рехнулся — какая стенография, к чертям собачьим — двадцать первый век на дворе! Подсунул эту…
— Не имеет значения, — сдержанно перебил Тернер, даже не взглянув на меня — он действительно воспринимал меня, как пустое место.
Я забилась в угол сиденья, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. В конце концов, я такой же сотрудник полиции, как и они…
Да кого я обманываю? Я — всего лишь работница архива, а это очень высокие церковные и полицейские чины, и я рядом с ними, что мелкая сошка.
