— Стой! Покажи руки, — внезапно перебил заключенный и, вглядываясь в свежие порезы на пальцах, которые с каменным лицом продемонстрировал ему Трой, протянул. — Святые из трущоб, какая первосортная, пронзительная, дикая боль! Целый океан, черт бы меня побрал, боли! Я прямо удивлен, как ты с этим внутри еще из окна своей высотки не сиганул. Ну кто бы мог подумать, что мой старший братик, самый циничный и прожженный негодяй из всех, кого я знаю — после меня, разумеется! — больше жизни полюбит какую-то там человеческую девушку? Что будет так мучительно страдать?
— Я и сам не мог, — усмехнулся Кастор, машинально выбивая сигарету из пачки, хотя курить здесь строго воспрещалось.
— Куколка хорошо трахалась? — выгнул бровь Леоне-младший. — Да ты еще таких себе миллион найдешь, побойся Каина с Лилит!
— Не в этом дело, Гаспар, — глубоко затянувшись, Трой покачал головой. — Дело в ней. Просто в ней. Моника. Ее звали Моника. Дело в ее глазах испуганного зайчонка и интонациях нежного голоса. В ее запахе — иногда мне кажется, что подушки пахнут ей, хотя она спала в моей постели всего лишь раз. Этот запах чудится мне повсюду, он сводит меня с ума… Знаешь, я был в ее квартире и забрал оттуда ее шарфик. Когда становится совсем хреново, я закрываю глаза и кладу его рядом с собой, чтобы хотя бы на несколько мгновений поверить, что она рядом. Я идиот, да?
— Это ты, когда в ограждение моста влетел, ее спасать мчался? — Гаспар Леоне кивнул на свежий шрам на лбу Кастора. — Девочку ненаглядную свою?
— Никто не мог предположить, что кардинал наложит на право отца последний интердикт, — после долгого и тягостного молчания отозвался Трой. — Никто не мог предположить, что Тернер казнит ее сразу после суда — подобное вообще впервые в практике Синода. Я не успел, Гаспар. Я не успел…
— Эк тебя разбирает! — с удивлением покачал головой в наморднике Леоне. — Слава всем святым — со мной такого никогда не произойдет. Скажи спасибо, хоть жив остался — тебя из Шевроле автогеном вырезали, если я чего не путаю… Сколько ты гнал? Сто восемьдесят километров?
— По-моему, было около двухсот тридцати, прежде, чем меня занесло и машина перевернулась. Обочина скользкая была — дождик же прошел… — усмехнулся Кастор Трой, а потом негромко закончил, — Она была такая маленькая, хрупкая и трепетная… А я… не смог ее уберечь.
— Мне очень жаль, брат, — долго вглядываясь в фотографии, наконец проговорил Гаспар Леоне. — И она, и ее бабушка. Я вижу огонь — огонь поглотил их мертвые тела и превратил в обугленные кости.
— Да, морг сгорел, но как-то уж очень вовремя сгорел, — перебил офицер Трой. — Пожарные сказали, что причиной возгорания стало замыкание в проводке, но я…
— И это правда, — кивнул Гаспар Леоне и прямо посмотрел на офицера Кастора Троя, который вытаскивал четвертую сигарету подряд. — Твоя девочка мертва, Кастор. Просто прими это. Сейчас тебе больно, но когда-нибудь это пройдет.
— Разумеется, — напоследок усмехнулся Кастор Трой, но усмешка вышла такой кривой и жутковатой, что даже самому Гаспару Леоне, “жутковатость” была вторым именем которого, стало не по себе. — Отец выпускает тебя в Академию Вампиров, не сожри там кого-нибудь, будь так добр…
— Ну что ты, братишка, я не собираюсь прибавлять тебе работы, — тоном паиньки отозвался Леоне-младший.
Дождавшись, когда за Кастором закроется дверь, Леоне-младший стряхнул с себя наручники и цепи, которые на самом деле лишь создавали иллюзию того, что он закован и, взявшись за ремешок намордника, медленно снял его со своего лица.
— Я знаю, что ты видишь и слышишь меня, отец… — проговорил он, подняв голову к глазку видеокамеры, висящей в углу, под самым потолком. — По-моему, в роли сочувствующего брата я был неплох. Ты должен остаться доволен, правда? Забавно, ты называешь чудовищем меня, но сам ведь во сто крат хуже. Заключить сделку с Тернером и скрыть от Каса, что его девчонка осталась жива и получила свое милое “долго и счастливо” — жестоко же тыс ним обошелся… Даже смерть ее бабки инсценировали — молодцы, продумали абсолютно все! Да-да, я в курсе, тебе нужно, чтобы Кастор предотвратил конец света и все дела, но разве можно так с сыном, хоть он и от человеческой женщины? Ладно, я знаю, что можно — со мной ты был куда более жесток, если уж на то пошло… Кстати, было очень дальновидно с твоей стороны предположить, что он придет ко мне с кой-какими вопросами и подкупить меня. Ведь свобода мне дороже всего на свете, даже братственных чувств — ты ж меня знаешь… Ну что, повеселимся в Академии Вампиров, папочка, да?
И, широко ухмыльнувшись прямо в камеру жуткими упыриными клыками, окованными серебром, Гаспар Леоне аккуратно положил свой намордник на стул и вышел из больничной палаты.
Конец
