– Да, вероятно, но у них нет никаких улик, чтобы задержатьэту яхту.
– Пока мы на борту, – терпеливо объяснил Мейсон. – Я вам ужеговорил, что, если меня схватят, прежде чем я доберусь до берега, мне придетсяобъяснить, где я был и что делал, и…
– Ну хорошо. – Слова адвоката возымели действие, и девушкаиспуганно сказала: – Не можете же вы оставаться здесь всю ночь. – Но, подумав,быстро добавила: – Впрочем, нет, можете! Вам придется! Единственное, что можнопредпринять, – это оставить проклятое каноэ на яхте, закрыв хорошенько, чтобыего не было видно, а утром выедем на рыбалку как ни в чем не бывало. Выоблачитесь в спортивную форму и сядете в качалку с удочкой в руках…
– А пока, – сказал Мейсон, – давайте-ка закроем одеяламииллюминаторы, потому что я собираюсь хорошенько рассмотреть эту бутылку.
Поколебавшись, девушка согласилась:
– О’кей, сказано – сделано.
Мейсон смутно различал ее движения по каюте, слышал, как онавстряхивала тяжелые одеяла. Затем лунный свет вдруг исчез с левой стороныкаюты. Через несколько секунд не стало света и с правой стороны.
– Ну вот, – заключила она, и темноту пронзил тонкий лучиккарманного фонарика. Голос ее дрожал от возбуждения: – Свет мы будем держать усамого пола, и когда… А где же бутылка? – спросила она.
– В каноэ, надо полагать, – ответил Мейсон.
Девушка прикрыла руками линзу фонарика, оставив крошечноеотверстие.
Свет обрисовал красные линии ее ладоней и пальцев,задержался на загорелых ногах и разрезе домашнего халатика.
Нагнувшись, девушка сняла одну руку с фонарика.
– Так вот же она, бутылка…
Не успела она взять ее, как Мейсон схватил бутылку обеимируками.
– Я подержу ее, а вы возьмите фонарь.
– Вы так добры ко мне, – насмешливо сказала она.
Мейсон осмотрел бутылку.
– Чтобы вытащить оттуда бумагу, нужны щипчики. Еe тугоскатали, сунули в горлышко, и там она развернулась.
– А длинный пинцет подойдет? Он у меня в сумке синструментом.
– Попробуем. Должен сгодиться.
На мгновение Мейсон погрузился в темноту, так как лучфонарика скользнул к носу каюты. Потом он услышал, как открылся выдвижной ящик,звякнул металл о металл, и через секунду она вернулась с пинцетом и фонариком.
Мейсон ввел длинные тонкие кончики инструмента в горлышкобутылки и начал осторожно поворачивать бумагу, в то же время подтаскивая ее кузкому горлышку, пока наконец не свернул бумагу в спираль, так что ее легкоможно было протолкнуть в него, не порвав.
Оказалось, что это были несколько сложенных листков бумаги,все с одинаковым штампом наверху страницы: «С борта яхты „Сейер-Белл“, владелецДжордж С. Олдер».
Мейсон положил листок на колено, прижав его так, что обамогли прочитать написанное твердым, четким почерком:
«Где-то за островами Каталина. Я, Минерва Дэнби, делаю этозаявление потому, что, если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобысвершилось правосудие.
Пишу это на яхте Джорджа С. Олдера „Сейер-Белл“. Потому чтоя располагаю сведениями, оглашение которых может, по всей вероятности, лишитьДжорджа Олдера большей части его состояния, и он, возможно, не остановится ниперед чем, чтобы заткнуть мне рот. Боюсь, что я всегда была беспечной, если неглупой. Когда отец Джорджа Олдера умер, он оставил все акции громаднойкорпорации, известной под названием „Олдер ассошиэйшнс, инк.“, под опекойгосударства, разделив их на две части: одну – на имя своей падчерицы, КорринЛансинг, другую – на имя своего родного сына, Джорджа С. Олдера. Наследник,переживший другого, получает все акции.
Брат отца, Дорлей X. Олдер, получил гарантированныйпожизненный доход, а также право решающего голоса, имея одну треть акций, но неимел права касаться основного капитала, по крайней мере пока оба младшихнаследника живы. Дивиденды выплачиваются поровну, по одной трети каждому изнаследников.
Однако существуют еще акции, составляющие десятую долюнаследства, но они не находятся под опекой государства, они в руках ихвладелицы, Кармен Монтеррей. Я пишу все это потому, что хочу показать, в какойопасности я нахожусь и почему.
Коррин Лансинг уехала в Южную Америку. Она страдала нервнымзаболеванием, которое прогрессировало.
Я познакомилась с ней в самолете, когда летела через Анды,Сантьяго, Чили и Буэнос-Айрес в Аргентину. Она нервничала и была ужасноподавлена, и я попыталась ее немного приободрить. В результате она вдругпочувствовала ко мне необычайную симпатию и настояла, чтобы я путешествовалавместе с ней, пользуясь всеми удобствами за ее счет.
Так как у меня были крайне ограниченные средства, а также ипотому, что надеялась сделать доброе дело для нее, я согласилась, хотясовершенно ничего не знала о ней и ее прошлом.
Коррин сопровождала ее горничная Кармен Монтеррей, котораямного лет жила в семье и которая, как я догадывалась, была фавориткой отчимаКоррин.
Постепенно я узнала историю семьи, про брата и про завещаниеотца. Кармен Монтеррей, разумеется, тоже обо всем этом знала. С ней обращалиськак с членом семьи, и Коррин никогда не стеснялась обсуждать свои дела в ееприсутствии.
Несмотря на то что с финансовой точки зрения моядоговоренность мне была очень выгодна, пришло время, когда я просто не всостоянии была выносить это. День ото дня Коррин Лансинг становилось все хуже ихуже. У меня появились все основания считать, что в некотором отношении онабыла совершенно ненормальной. Кармен сказала, что Коррин грозилась даже убитьменя, если я попытаюсь покинуть ее.
При таких обстоятельствах я боялась пойти на открытыйразрыв, если только она не станет явно агрессивной. Короче говоря, несчастнаяженщина проявляла ко мне неистовую, страстную привязанность и настаивала, чтобыя все время находилась при ней. Было очевидно, что она становится безумной. Онахотела, чтобы я принадлежала только ей, и стремилась властвовать надо мной, чтоне только раздражало, но и пугало меня. У нее появилась ярко выраженная манияпреследования. Она решила, что кто-то хочет ее отравить и что ее единственноеспасение – в моем постоянном присутствии.
Мне было жаль женщину, но я стала бояться ее и знала, что иКармен Монтеррей испытывает те же чувства.
Случилось так, что Джордж Олдер приехал в Южную Америку,привезя с собой какие-то бумаги, на которых ему нужна была подпись КорринЛансинг. И в тот день, когда он должен был прийти к ней, она с утра отправиласьв салон красоты, а я сложила вещи и оставила ей записку, в которой объясняла,что меня неожиданно вызвали телеграммой домой, так как моя близкая родственницатяжело больна и находится при смерти. Предвидя, что она перед свиданием сбратом пойдет в салон, я заранее заказала билет на самолет „Пан-Америкэн“,летевший на север.
