— Ваша светлость! Я премного благодарен вам за ту честь, что вы мне оказали. Как вы знаете, мое единственное желание — преданно служить вам, как повелел мне Господь.
— Я всегда вижу, когда от меня чего-то хотят, — фыркнул Федерико. — Меня при этом превозносят как самого Иисуса Христа. Но ты, Уго? Ты меня разочаровываешь.
— Если я о чем-то и прошу вас, то лишь из усердия.
— О чем же ты просишь?
— Как дегустатор я могу быть полезен вашей светлости дважды в день. А если бы я стал придворным, то служил бы вам каждую минуту.
— Но что ты будешь делать? — спросил Федерико. — Пьеро — мой врач, Бернардо — астролог, Чекки — главный распорядитель, Септивий — писец и учитель.
— Я мог бы помогать Чекки…
— Ему не нужна никакая помощь. А кроме того, — нахмурился герцог, — кто будет моим дегустатором?
— Я кого-нибудь подготовлю. Это не так уж…
— Нет! — рассмеялся Федерико. — Tu sei il mio gastratore[50]. И ты всегда будешь моим дегустатором. Я больше слышать об этом не хочу!
— Но, ваша светлость…
— Нет, — сказал он.
Я никак не мог остановиться и через минуту начал снова:
— Ваша светлость…
— Нет! — рявкнул он. — Оставь меня в покое!
Больше меня в его карету не приглашали.
Мы только что проехали деревню Арраджо, к югу от Болоньи. Холмы заволокла туманная дымка, в воздухе пахло дождем. Ветер качал деревья, срывая с них красную и коричневую листву. Мне под ноги падали каштаны в зеленой колючей броне. По ту сторону долины на холмы взбиралась отара овец. Пастух обнимал под деревом девушку. «Пускай Микеланджело получит свою тысячу флоринов, — подумалось мне, — а я хочу только одного: жить здесь на маленькой ферме с отарой овец и моей Еленой. Я буду любить ее и заботиться о ней. Мы будем вместе спать ночами и вместе просыпаться по утрам». Вот такой обет я дал Елене, самому себе и Богу и скрепил его, вырезав на дереве наши имена.
Когда мы достигли долины Корсоли, было холодно и шел дождь, но, увидев острые вершины гор, кучки деревьев, похожих издали на кочаны брокколи, дворец, маячивший надгробным памятником в тумане, я так обрадовался, что поцеловал землю, благодаря Господа за то, что мы благополучно вернулись домой. В соборе зазвонили колокола. Мы запели, чтобы прогнать усталость, нам навстречу выбежали мальчишки. Стоило обозу въехать в город, как его окружила толпа жен, мужей и ребятни. Я подумал: «Где же Миранда?» — и вдруг, когда я поднимался по Лестнице Плача, из толпы выбежала женщина и бросилась мне на шею с криком:
— Babbo! Babbo!
Какое счастье вновь почувствовать ее в своих объятиях!
— Моя Миранда! Моя Миранда!
Я смотрел на нее и не узнавал. Волосы, убранные под шапочку, открывали изящную лебединую шею. В ушах болтались сережки, на мягкой белой груди покоилось ожерелье. Когда я расстался с ней, она была девчонкой, а теперь передо мной стояла настоящая женщина!
— Это твоя зазноба? — раздался голос за спиной.
Я повернулся и увидел Федерико. Карета остановилась, и он смотрел через окошко на нас.
— Нет, ваша светлость. — Я поклонился. — Это моя дочь Миранда.
Федерико уставился на нее так, что я невольно поежился. Миранда покраснела, склонила голову и промолвила:
— Добро пожаловать в Корсоли, ваша светлость! Каждый день без вас был словно лето без урожая.
Федерико вздернул бровь.
— Ты слышал, Септивий?
Септивий высунул голову в окошко.
— Лето без урожая, — повторил Федерико. — Запиши! Мне это нравится.
Карета покатила дальше. Я взял Миранду за руку, и мы пошли в замок. Когда Федерико вылез из кареты, я увидел, что он обернулся, как бы пытаясь найти нас взглядом.
Я подарил Миранде гребень, розовую воду и шиньон из светлого шелка, которые купил во Флоренции. О кольце, подаренном мне Федерико, я ей не сказал, поскольку отдал его Елене. Миранда, как в детстве, уселась мне на колени, и я поведал ей обо всем, что со мной приключилось. Она в ужасе посмотрела на меня:
— Но, babbo, а вдруг брыластый съел бы ягоды и не умер? Что было бы тогда?
— Не знаю. Я верю, что Господь уберег бы меня.
Миранда задумчиво оперлась пальчиком о подбородок и спросила:
— Раз я твоя дочь, значит, Господь бережет меня тоже?
— Конечно! — воскликнул я. — Конечно!
Я рассказал ей о Елене, о том, что когда-нибудь я женюсь на ней и мы все вместе будем жить в деревне Арраджо. Миранда поджала губы.
— Я бы не вышла замуж за дегустатора.
— Почему?
— Потому что я постоянно боялась бы за его жизнь.
Эта мысль никогда не приходила мне в голову, и после нашего спора с Федерико я не хотел больше об этом думать. Поэтому я спросил:
— А за кого ты хотела бы выйти замуж?
— За принца.
— За принца? Ну конечно, само собой. У тебя есть кто-нибудь на примете?
— В Корсоли? — спросила она, изумленно распахнув глаза.
— Метить высоко — это неплохо, — с улыбкой заметил я. — Птицы, которые летают слишком низко над землей, первые падают под выстрелами. А как же Томмазо?
— Не знаю. И меня это не волнует.
Она пожала плечами, но я услышал лукавые нотки в ее голосе.
Все оказалось несколько сложнее, чем она говорила, и я понял это, когда пришел на кухню. Томмазо, чистивший угрей, еле кивнул мне, в то время как Луиджи и другие повара столпились вокруг меня, желая услышать о путешествии и особенно о случае с брыластым из моих собственных уст. Закончив рассказ, я оглянулся на Томмазо, но его и след простыл. Луиджи сказал, что через две недели после моего отъезда фортуна изменила Томмазо.
Не довольствуясь тем, что он соблазнил жену торговца (это была его первая победа), Томмазо раззвонил об этом всем своим приятелям. Зная, как легко его завести и как он любит преувеличивать, они прикинулись, что не верят ему.
— Не uno impetuoso![51]— заявил Луиджи под общий смех.
Короче, пытаясь доказать, что он не врет, Томмазо настоял, чтобы друзья тайком пошли вместе с ним в очередной раз, когда муж его зазнобы уехал в Ареццо. К сожалению, он не предупредил о своем приходе горничную дамы сердца и поэтому не знал, что ревнивый супруг вернулся. Когда Томмазо пришел, муж вместе со своим братом поджидали его с дубинками в руках. Они избили бедолагу, раздели догола, защемили яйца Томмазо в сундуке и дали ему бритву. Муж заявил, что вернется через час и, если незадачливый любовник будет еще в доме, убьет его. К счастью, дружки Томмазо услышали шум и, увидев, что муж уходит, проникли в дом и освободили пленника.
