Я дернул за рукав Фашиста и показал на ладонь Варяга Она была прострелена посередине. И вторая тоже.
— Что это? — спросил я шепотом.
— Мы сняли его с дерева, — тихо ответил Фашист.
— Как сняли? — не понял я.
— Его распяли, — еще тише сказал он. — Веревками привязали, прострелили руки и ноги.
От страшных слов у меня закружилась голова. Я смотрел на сосну с низкими сухими сучьями, растопыренными прямо, как перекладина креста, и не понимал, как это могло быть. Через две тысячи лет после той Казни еще продолжают распинать людей?! Раненого Варяга избили, привязали к дереву и потом опять стреляли в него… Я поднял глаза выше, к небу. Оно было яркое, ультрамариновое, почти глянцевое. Неживое. Это небо не могло дать ответ. Тогда я зажмурился и увидел небо внутри себя. В этом небе стояла гора, а на горе крест. На кресте был Человек, Премудрость, отвергнутая земным прахом. «Повиси-ка на нем…»
Я почувствовал, что сзади меня кто-то теребит за куртку. Обернулся — на меня круглыми глазами смотрел Кир.
— Прямо живодерня… зачем это? — беспомощно спросил он.
— Это ненависть, — сказал я, глядя мимо него. — Она не зачем, она почему…
Кир не стал спрашивать — почему. А мне не хотелось говорить. Мне хотелось молчать.
Варяга подняли на руки и понесли через лес Руслан говорил, что он не выживет. Это была почти траурная процессия. Никто не вспоминал о том, что вытворял Варяг до этого. Что он фактически предал наше братство. Может быть, так никто не думал, но у меня на миг возникло чувство, что отряд находится на переломе своего существования. Или он скоро распадется, или станет чем-то новым, другим. Очень расплывчатое ощущение.
Мы могли так никогда и не узнать, какая затея была у Варяга на уме. Поэтому оставалось только забыть.
Через полчаса его погрузили на заднее сиденье «Рено». С ним поехал Горец, за рулем — Монах. Командир приказал остальным отправляться на базу, по пути не встревать ни во что. Сам он тоже собирался ехать в госпиталь, тот самый, где зашивали Богослова. Я догадался: он надеялся, что Варяг перед смертью придет в сознание, и тогда рядом с ним должен оказаться кто-то свои. Я заявил, что пойду с ним.
— Хорошо, — ответил он. Командиру сейчас тоже нужен был рядом кто-то свой. Я это понял по его все еще будто пьяным или больным глазам. Он словно задавал себе вопрос «Почему?» — и не находил ответа. Почему Варяг так поступил с нами? Или — почему он сам, командир, допустил такое, проглядел? А может — почему все не могло быть по-другому?
До госпиталя мы добрались на час позже Монаха-Шумахера. Он и Горец сидели в коридоре возле операционной. Варяга сразу положили под нож, но до сих пор оттуда никто не выходил, ничем не обнадеживал.
Через три часа Варяга перевезли в реанимацию. Хирург, делавший операцию, обошел врачебный этикет далеко стороной:
— Он умрет. Дело времени. Можете остаться, но не в таком количестве.
Монах и Горец отправились на базу.
Трое суток мы с командиром жили в коридоре госпиталя. Покупали в ближайшем магазине еду, спали по очереди. Сестры и нянечки поили нас чаем и испуганно расспрашивали про «стигматы» Варяга Командир отмалчивался на этот счет, я тем более. Утром мы ходили на литургию в церковь при госпитале, заказали молебен.
Поздно вечером третьего дня Варяг открыл глаза Было мое «дежурство», я кемарил на стуле и чуть не заорал, когда его перевязанная рука коснулась меня.
— Кто… здесь? — выдавил Варяг.
— Я… Костя… и командир, — пролепетал я.
— По… зови.
Я пулей вылетел в коридор, растолкал спящего командира.
— Там… Варяг…
Он бросился в палату. Я зашел внутрь, но остался у входа Страшно было видеть распятого, ожившего и разговаривающего.
— Федьку… они забрали… — рвано говорил Варяг. — Я его… прикладом…
— Я знаю. Он звонил из «Блиндажа». Но мы опоздали. Зачем ты это сделал, Денис?
— Я… знал, ты… уничтожишь «сепаратор» — я хотел… проверить… запустить его… с поправкой… — Он попытался усмехнуться» разбитые губы плохо двигались. — Вычитатель… существует… Я хотел вычесть… всю сволочь… План возник… в аэропорту… Я не предатель, командир… не смотри на меня так… Просто… ты не дал бы мне… сделать это…
— Не дал бы.
— Я вычислил Консультанта… Он стоял там… наблюдал… Уверен… директор подал ему знак… табличкой… Они знали друг друга… Потом он стал уходить… я убил директора.. Это тоже план… сказать… что преследую убийцу… Он сел в такси… в городе пересел… ему прислали машину… Тогда я последний раз звонил… сыграл свое убийство… На светофоре… я снял шофера и охранника… выволок Консультанта… прострелил ему руку… чтоб не дергался… пересадил к себе… В «Блиндаже» отобрал у него… Это просто компьютер… Но я таких не видел… Клавиш больше… Обозначения… непонятные… хотел разобраться… А тут Богослов… Он не должен был… Потом пришли эти… На «сепараторе» маячок… Консультант… бывший русский… Пауль Гейнц… Я узнал его… учились вместе… сволочь… на самом деле… Павел Генкин…
Варяг замолчал, задыхаясь, и закрыл глаза.
— Устал…
— Костя, живо врача!
— Нет, — запротестовал Варяг. — Не надо… Хорошо, что ты тут… Я скоро… уже скоро…
— Здесь есть священник, — сказал командир.
— Священник?.. — Варяг дернул уголком губ. — Нет… Поздно мне… о душе думать…
Командир молчал.
— Я же говорил, — наконец нарушил он тишину, — нет у тебя защиты от дурака. А дурака ты свалял крупного.
— Свалял, — эхом повторил Варяг.
— Нечестивых не победить их методами. Вспомни Константина. Чем он побеждал… Мы все приходили в отряд, чтобы повторить его выбор, может быть, сами того не зная поначалу.
Император Константин, догадался я. Его знамя с крестом и надписью «Сим побеждай».
Варяг ничего не ответил.
— Ты знаешь, что они с тобой сделали? — спросил Святополк.
Молчание. Мерный писк аппаратуры.
— Командир… хочешь сказать… они сделали меня… мучеником… повторили мной Христа?..
— Но ты же не принимаешь Христа, как и они. Выходит, они зря старались.
— Зря старались? — На разбитом лице очень трудно изобразить сильные эмоции. Варягу это удалось. Потом он расслабился и произнес: — Да, это аргумент… Эта свора ненавидит крест…
Почему?
— Потому что его ненавидит их хозяин, тот, кому они служат, — пожал плечами командир.
— Я не верю ни в крест, ни в дьявола, -- на пределе сил выдохнул Варяг. — Не мучай ты меня, командир…
— Да ты же сам себя мучаешь. Если уж не верить, так не верь и в свое неверие. Так логичнее.
— Не могу…
