– Добрый день, Алексей Петрович, – любезно поздоровался господин в бурнусе. – Сделайте одолжение, опустите оружие. А то, не ровен час, проделаете во мне дырку, хлопот потом не оберетесь.
– Кто вы такой? – удивился Максимов не столько просьбе, произнесенной не без сарказма, сколько тому, что посетитель говорит по-русски и знает его имя-отчество.
– Это Василий Антонович Тищев, – опередила гостя Анита, незаметно появившаяся позади дона Ольмоса. – Он из русской дипломатической миссии, я приглашала его заехать к нам, если будет возможность.
– Вот я и заехал, – промолвил статский советник, – но мне и в голову не приходило, что меня встретят как агрессора.
Максимов, пребывая в некотором замешательстве, опустил револьвер и посторонился, чтобы пропустить важного вельможу. То же сделал и дон Ольмос. Василий Антонович махнул, не глядя, своим верзилам – мол, оставайтесь снаружи, – а сам прошествовал в гостиную.
– Ты почему нас не предупредила, что он заедет? – услыхала Анита шипение любимого супруга.
– Не успела. Да и забыла, признаться…
Ну да, забыла. А кто бы не забыл, когда вокруг такая катавасия?
Она велела Максимову занять господина Тищева пару-тройку минут и отдала короткие распоряжения дону Ольмосу, Кончите и Веронике. В результате Ольмос с проворством факира припрятал и замаскировал все, что могло навести гостя на мысль о ведущихся в подвале работах, а на столе появились рюмки, бутылки с сухим белым вином и мансанильей, а также что-то шипящее, аппетитно пахнущее, сварганенное Вероникой на скорую руку из остатков сегодняшнего обеда.
– Не стоило так беспокоиться из-за меня, – снисходительно заметил Василий Антонович, по-барски развалившись в кресле и закуривая кукурузную пахитоску. – Я несколько повинен перед вами, обеспокоил вас в позднее время. Но на то имею веские причины. Я в Аранхуэсе по казенной надобности, заезжал в присутственные места, вел переговоры с должностными лицами, потому и припозднился. Но вы же не в обиде, правда? – Он затянулся и пыхнул ароматным дымом. – Скажите лучше… если это не военная тайна… что это у вас за силки по всему двору расставлены и почему вы встретили меня во всеоружии?
Если он надеялся, что ему ответят как на духу, то, разумеется, просчитался. Анита, покуда кто-нибудь другой не ляпнул лишнего, бойко разъяснила непонятливому, что в Аранжуэце объявилась банда, которая терроризирует город и окрестности. Вот жители и обороняются кто во что горазд.
Получилась полуправда. Сойдет. А в нюансы господину статскому советнику вдаваться необязательно.
– Банда? – Он задумчиво пожевал губами и отпил из рюмки добрый глоток мансанильи. – Да, я слышал о ней. У нас в Мадриде даже «Отечественный еженедельник» об этом писал.
– И что писали? – живо поинтересовался дон Ольмос.
Беседа для удобства всех присутствовавших велась на испанском языке, коим господин Тищев владел в совершенстве.
– Заметочка была совсем крохотная. Ставили на вид королевской полиции и гражданской гвардии. Дескать, в непосредственной близости от столичного града орудуют злоумышленники, а наши доблестные защитники и в ус не дуют. – Василий Антонович поерзал в кресле, закинул ногу на ногу и пропел сладко, с прижмуренными глазами: – Нет порядка в испанском государстве! А и то – кому его наводить? Поглядите, кто нынче у власти… Ее величеству – двадцать лет. Житейского опыта никакого, политической мудрости тоже накопить не успела. Вся надежда на премьер-министра. Был при ней генерал Нарваэс, военный человек, сильная рука. Семь лет в правительстве, худо-бедно справлялся. Так нет же, сняли, не угодил. И кто пришел на его место? Бывший адвокатишко, министр казны, при котором казну-то и разворовали…
– Опасные вещи говорите, сеньор Тищев, – высказал замечание дон Ольмос. – Антиправительственным подстрекательством от них веет.
– Господь с вами! – добродушно промурлыкал статский советник. – Что в них такого опасного, в моих речах? Так, пожурил по-старчески… К тому ж я – представитель чужой державы, с которой у Испании ни мира, ни войны, вообще ничего. Так что мне можно.
И далее он, как положено искусному дипломату, пошел плести такие словесные вавилоны, что в голове у Аниты все перемешалось. Изабелла, премьер-министры, международные отношения, карлисты, право на престол – все это было брошено статским советником в один кипящий котел и взбалтывалось там поварешкой, как борщ на плите у кухарки. На поверхность, подобно свекольным кубикам, лепесткам капусты и горошинам перца, выскакивали различные имена и фамилии, исторические факты, но сосредоточиться ни на одном из них было невозможно, так как, повинуясь движению черпака, они вновь погружались в густое варево, а взамен всплывали другие. Василий Антонович, сыпля словесами, еще и вопросики слушателям задавал, да с подковыркой. Анита, к которой он обращался чаще, чем к другим, чувствовала себя как на допросе у искусного дознавателя, умеющего так запутать подозреваемого, так затянуть его в свои сети, что тот волей-неволей проговорится о том, что желал бы утаить.
Мучение продолжалось битых два часа. Гость выпил бутылку мансанильи, плотно поел и как будто не замечал, что общение с ним изрядно утомило собеседников. Лишь когда электрические часы в гостиной пропищали десять раз, он прекратил свои словоизлияния и выразил обеспокоенность по поводу того, что уже очень поздно.
– Спасибо за хлеб, за соль. Засиделся я. На улице тьма-тьмущая, а мне еще до гостиницы надо добраться. Я потому и охрану везде с собой вожу, что у вас тут разбойники по дорогам гуляют. Но охрана охраной, а накинутся шесть человек из-за угла да выпалят разом из пистолетов – тут и поминай как звали…
Приличия требовали поуговаривать гостя посидеть еще чуток, но никто об этом и не заикнулся. Даже Вероника, ровно ничего не понявшая из разговора господ, глядела на статского советника с затаенной неприязнью. Улавливал ли это Василий Антонович? Может, и улавливал, да виду не казал.
– Благодарствую, душечка, – ласково прожурчал он по-русски, когда служанка помогла ему надеть бурнус и подала цилиндр. Засим обратился к остальным: – Всех благ вам, господа. Авось еще свидимся.
Вышел из дома и скрылся в ночи. С дороги, где стоял экипаж, донесся свист кнута, матерный выкрик кучера, будящего сонных лошадей, потом затюкали подковы, и через минуту все стихло.
– Экий зануда, чтоб его черти взяли! – выругался Максимов. – А я было обрадовался. В кои-то веки соотечественника на чужбине увидишь. Поговорил бы в охотку, но только не с таким…
Аниту заботило другое:
– Он все время у нас что-то выпытывал. Как мы относимся к испанской политике, к королеве, к правительству…
– Что ему до наших взглядов? Мы здесь – люди посторонние. Как приехали, так и уедем. И на испанскую политику мне, по большому счету, начхать. Законов тутошних я нарушать не собираюсь, но и поддерживать власти или оппозицию – прошу покорно. Не нашего ума дело, пускай сами свою кашу расхлебывают…
