каков он на вкус. Как будет ощущаться во рту. Как бы выглядел, стоя надо мной и попросил бы вежливо или схватил бы меня за волосы и взял то, что хотел.
Итак, да. Я думала об этом. В мельчайших подробностях.
И когда опускаю взгляд на эрекцию, напрягшуюся под ширинкой, я понимаю, что собираюсь сделать что-то, что заставит Нину и Харпер сойти с ума, когда они неизбежно спросят, как прошли выходные.
Потому что да. Я тоже хочу, чтобы меня поставили на колени.
Я просовываю пальцы в петли ремня Винсента и поворачиваю нас, пока он не оказывается спиной к книжным полкам.
— Холидей, — осторожно произносит он, — что ты…
Но он знает. Определенно знает, потому что, когда я протягиваю руку и начинаю собирать волосы, чтобы скрутить их в низкий пучок, он тяжело сглатывает и смотрит на меня так, словно неделями блуждал по пустыне, а я — оазис. Это одновременно и глубоко лестно, и невероятно неудобно, потому что я почти уверена, что то, как только что сжался живот, означает, что нижнее белье промокнет.
— Мы празднуем твой день рождения.
Он издает сдавленный смешок.
— Отвали.
— Это моя реплика. И говори потише.
Винсент с равной долей ужаса и удивления наблюдает, как я снимаю резинку для волос с запястья, а затем провожу ладонью по затылку, проверяя, не пропустила ли что-нибудь.
— Я не имел в виду прямо сейчас, Кендалл.
— Почему нет? — я бросаю вызов, ухмыляясь.
— Это книжный магазин. Люди приходят сюда читать.
Это ведро ледяной воды на раскаленное желание. Только потому, что я позволила съесть себя на вечеринке, не значит, что Винсент абсолютно спокойно относится к угрозе случайного эксгибиционизма. Он прав. Наш местный книжный магазин определенно не то место, где настолько переполняет похоть, что я бросаю здравый смысл на ветер. Нужно уважать его границы — и нежелание быть арестованным за непристойное поведение в общественном месте вполне разумно.
Я не приму это близко к сердцу, если Винсент откажет прямо сейчас.
— Ты хочешь, чтобы я остановилась? Или хочешь…
Я неопределенно показываю на его промежность.
— Да.
Грубо.
— Это абсолютно нормально! — я поднимаю ладони в знак согласия. — Совершенно понятно. Да, не переживай, я все понимаю. Прости, я просто немного увлеклась…
Винсент берет меня за подбородок большим и указательным пальцами.
— Холидей, — произносит он очень медленно. — Да, я не хочу, чтобы ты останавливалась.
Неприкрытого желания в глазах достаточно, чтобы покончить со мной — потому что он хочет этого, хочет, чтобы мои губы обхватили его член, — но что действительно заводит меня, так это когда Винсент торжественно добавляет:
— Но только если ты сама этого хочешь.
Я смеюсь ему в лицо.
А затем падаю на колени.
— Скажи, что делать.
Винсент смотрит на меня сверху вниз с таким озадаченным выражением, которое, почти уверена, было бы у него на лице, если бы я начала декламировать Чосера в оригинале на среднеанглийском. Я жду, когда он догонит меня, нетерпеливо теребя одну из пуговиц на кардигане, но он словно застрял, выжидая, уставившись на меня сверху вниз с полуоткрытым ртом и широко раскрытыми глазами. Я вздыхаю.
Похоже, здесь я сама по себе. Прекрасно. Я определенно могу расстегнуть его джинсы без руководства пользователя. После этого просто нужно будет делать это шаг за шагом.
Вид моей руки, приближающейся к промежности, кажется, возвращает Винсента к реальности.
Молниеносно он хватает меня за запястье.
— Подожди.
Я полностью убеждена, что он собирается поднять меня на ноги и сказать, что передумал, но затем Винсент отпускает руку и снимает пиджак. Я терпеливо жду, пока он подкладывает импровизированную подушку под мои колени. Они, вероятно, все равно будут в синяках. На самом деле мне все равно, но я тронута, что он это делает.
— Такой джентльмен.
Винсент качает головой, снова выпрямляясь в полный рост.
— Я сейчас мыслю не как джентльмен.
— Тогда скажи, о чем ты думаешь. Что тебе нравится? Что доставляет удовольствие?
Слабый смешок вырывается из его груди.
— Ты можешь буквально просто смотреть на меня своими красивыми глазками, и думаю, я кончу в штаны, Холидей.
Это заставляет его покраснеть и закатить глаза.
— Серьезно, — говорю я, принимая удобную позу на коленях, — дай несколько советов. Я хочу быть лучшей.
— Это… было бы нетрудно.
Я смотрю на него, вопросительно выгибая бровь. Он смотрит сверху вниз, полностью краснея.
— Я делал это только пьяным, — признается он. — Обычно не очень хорошо получалось.
— Ты имеешь в виду конкретно это? Минет?
Я горжусь собой за то, что произнесла это слово ровным голосом.
— Да, — говорит он. Затем, тише: — Но также… и все остальное.
Я продолжаю смотреть на него.
Винсент стонет и проводит руками по лицу, как будто не может поверить, что я заставляю его говорить это.
— У меня был секс только пьяным, Кендалл.
Невероятно. Большую часть месяца я мучилась из-за того факта, что сказала ему в ужасном приступе панической откровенности после того, как растерзала его в библиотеке, что никогда ни с кем не целовалась трезвой. Мне все еще приходится сдерживать дрожь во всем теле каждый раз, когда думаю о хриплом, нервном тоне своего голоса.
— И ты решаешь сказать это сейчас? — требую я, совершенно оскорбленная.
Губы Винсента дергаются.
— Ну, это кажется уместным.
— Некоторое время назад это было актуально!
Но даже когда говорю это, я понимаю, что не расстроена тем, что он не сказал об этом до сих пор. Не совсем.
— Эй, я был не совсем трезв в день рождения, — говорит Винсент, повторяя аргумент, который я уже привела в своей голове. — Я выпил две рюмки, прежде чем ты появилась. Может, я и не был пьян, но технически трезвым тоже не был, так что мне оставалось делать? Сказать, что я впервые ел киску, будучи слегка навеселе?
Я не буду смеяться.
И не буду отвлекаться на то, как слово «киска» из его уст вызывает делание делать невыразимые вещи.
— Ну, я же говорила, что никогда ни с кем не целовалась трезвой в течение примерно пятнадцати минут после знакомства с тобой.
Я не хочу показаться такой раздражительной. На самом деле нет. Но немного взбешена тем, что так долго корила себя за еще одну вещь, которая — сюрприз — была проблемой только в моей собственной голове. И снова мы с Винсентом похожи больше, чем я думала. И то, как он смотрит на меня сверху вниз, наполовину удивленно, наполовину нежно, заставляет чувствовать себя упрямо недовольной этим.
— Ты также поцеловала меня трезвой в течение
