себя белый, с кружавчиками, фартук, одернула юбку, мельком взглянула в настенное зеркало и пошла следом за тяжело шагавшими мужчинами.
— Господин Гровс, — опасаясь гнева, осторожно обратился Хаббарт, — одного Петракова нельзя оставлять в городке... И вообще, должен кто-то дежурить. Аппаратура все же, вызовы с континента могут быть... Да мало ли что!..
Гровс махнул рукой:
— Черт с тобой, оставайся... Региночка, душечка, в одной машине с тобой... к морю... — потянулся он к Регине, словно в поисках опоры.
— Нет... нет, — испуганно забормотала Регина. Она побледнела, шагнула назад, подальше от Гровса.
— Что ты, дурочка?.. Со мной не пропадешь... К морю, милая...
— Убейте лучше здесь, господин Гровс! Убейте сразу! — запричитала Регина. Она не вытирала слез и не спускала глаз, как озлобленный, затравленный зверек, с вальяжного Гровса.
— Что с тобой?..
— Знаю все! Сначала проводы у моря, как моих подруг, потом — в аэропорт... Знаю! Никуда отсюда не поеду. Не хочу... Убейте лучше здесь... Берите Лейду...
Гровс коротко взглянул на Хаббарта. Смекнул тот или еще не дошло, почему Регина знает о проводах девиц? Будто бы пьяный больше некуда, а сообразил: осторожней следовало бы...
— Ладно, — великодушно обнял Гровс Регину, — оставайся.
Она не ушла с улицы до тех пор, пока не опустилась за мужчинами свинцовая стена. Рядом с ней стоял и Хаббарт.
— Наконец-то! — вздохнул он. — Теперь мы одни. Чем намерены заняться?
— Как... чем? Мое занятие известное — со стола убрать.
— Разрешите помочь?
— Мне... помочь?! Не смешите, господин Хаббарт. Купол рухнет от хохота.
И все же Хаббарт пошел за девушкой. Закрыв за собой дверь веранды, он оглянулся, хотя знал: кроме подопытных людей и Петракова, ни одной души во всем городке. До боли схватил ее за руку:
— Подожди, успеешь с посудой.
— Вы что, господин?.. Вы понимаете, что делаете?
Он уже успел снять очки, стало видно, что маленькие красные глазки его слезились.
— Знаю, не ребенок... Почему одному Гровсу хорошо? Я не хуже его. Так почему же?! — тискал он Регину и смеялся писклявым голосом, будто передразнивая кого-то. — Я тоже хочу жить, как все нормальные люди!
— Послушайте, господин Хаббарт! — отчаянно вырывалась Регина из его рук. — Как вы можете!.. Вам дежурить... Сейчас аппаратура без надзора... Хозяину все доложу!..
— Черт с ней, с аппаратурой! Автоматики полно, машины одни справятся. А вот другого такого момента... Жди у моря погоды!
Он негодовал, чувствуя бессилие перед девушкой, уговаривал — ведь никто ничего не узнает... Да и о своей профессии Регина не должна забывать: нужна ли слепая верность шефу?.. А если уж говорить о настоящем хозяине всего городка, а значит, и всех людей, кто работает здесь... Хаббарт — вот кто настоящий хозяин! Он не обременен учеными званиями. Но порядок в городке поддерживают как раз не специалисты. Если не будет порядка, то никакой самый из самых ученых ничего не сумеет сделать, ни одного эксперимента, тем более такого, как с солдатами. Да и солдаты лежат тоже во имя определенного порядка не только в этом городке, но и на всей земле. Теперь ясно или нет — порядок прежде всего! А ты, Регина, пустышка. Ты даже не знаешь своего настоящего хозяина. Гровс? Подумаешь, фигура... Что значит этот старец по сравнению с ним, Хаббартом, главным блюстителем порядка в научном Центре!..
Регина опять заплакала. Хаббарт попытался поднять ее голову, склоненную на руки, попробовал оттащить от стола. Разозлившись, он отшвырнул ногой тяжелый стул, взял с телевизора очки и вышел, недовольный всем на свете.
...В воде, вблизи от берега, громоздились зеленые осклизлые камни. Между камнями, огибая оранжевые водоросли, стайками шныряли толстоспинные рыбы. По морскому дну тянулась темная широкая расщелина. Лишь у кромки воды, у самого берега, было видно, что не расщелина это, а застывшая струя из кипевшей когда-то смеси камней, пепла, железистых сплавов. Эта струя на берегу исчезла, заваленная камнями, сорвавшимися с горы. Возникла уже высоко-высоко, прочерчивая наискось отвесную стену. Где-то почти под облаками темная полоса слилась с выгоревшим на солнце крутолобьем.
Бухта была маленькой, уютной. Ее окружали нависшие наплывы потухшего вулкана, со стороны моря — брошенные далеко в пучину во время давнего землетрясения почерневшие глыбы. Между двумя из них было свободное гладкое пространство и виднелось белесое, как ртуть, море.
У дальнего края бухты время от времени вздымались шипящие струи воды и пара — гейзер. Невидимый регулировщик четко управлял этими струями, строго соблюдая интервалы между взлетами густо парившего кипятка, рвущегося из подземелья.
Здесь было любимое место отдыха Гровса. От воды до вулканической стены покатый берег был расчищен от остроугольных глыб, остались только окатыши, серые, похожие друг на друга, столетиями отсортированные и уложенные на берегу самим морем. И дно моря от пенистого припая до зеленых осклизлых камней тоже было расчищено от глыб.
В тени от прокаленной солнцем горной стены на ковре, брошенном на жесткую гальку, лежал Гровс. Белое стареющее тело выглядело бессильным. Ноги тонкие, руки словно длинные спички — без мышц. Только голова, большая, округлая, казалась могучей. Он дремал.
Рядом с Гровсом лежала Лейда. Белые волосы ее были распущены, тонкие бретельки купальника сдвинуты с плеч. Из всех девушек ресторана Гровс выбрал ее. Она подкрашивала губы после купания и следила за Гровсом. Не пропустить бы момента, когда Гровс перестанет дремать, оказать внимание, одарить лаской.
У стены, поодаль от Гровса и Лейды, сидели Жак и Уоткинс. Они тоже искупались, но давно уже обсохли. Можно было бы снова лезть в разогретое море, но они выжидали, когда очнется Гровс.
Жак держал рюмку и откупоренную бутылку коньяка. Несколько опустошенных бутылок уже валялось у его ног, и все равно Жак был недоволен. Словно в прорву вливал в себя Гровс, но, будучи пьяным, ни слова не обронил о самом главном, о том, что касалось судьбы Жака или хотя бы эксперимента над солдатом. Неужели так ничего и не получится?
Лейда иногда посматривала и на него. Он знает эти взгляды. Пусть догадается: Уоткинс рядом, зачем же зазывать? Но если бы не Уоткинс, все равно Жак не стал бы сейчас вязаться с Лейдой. Риск! Если уж Гровс ее выбрал, то поперек ему не становись. Сама Лейда под пьяный настрой разболтает. Кроме ого, основное сейчас — в важнейшем для Жака
