ни в чем не виноваты, Константин Георгиевич. Просто так сложилось…
— Ничего не складывается просто так, Юра, — горько сказал Лапин. — Я спокойно смотрел, как он ходит по лезвию бритвы, и спокойно получал от него информацию, добытую за гранью риска. Я же знал, с кем он имеет дело, а теперь точно знаю, кто его убил. — Лапин в первый раз взглянул на Сырцова: — Я все знаю, Жора, но ничего не могу доказать. Даже то, что Витю убили.
— Еще не было серьезной медицинской экспертизы, Костя, — напомнил Сырцов.
— А что она даст? У них все сойдется, уж поверь мне. А два их кикса — с левой рукой и рубашкой — ни один суд не признает за улики.
— Не о том мы говорим, Костя, — Сырцов смял двумя пальцами серебряную бумажку и щелчком кинул ее в угол. — Ты все про то, что у них. А что у тебя?
— А что у меня? — с угрозой спросил Лапин.
— У тебя — провал. Вот об этом и надо думать.
— Провал, — повторил Лапин. — И только ты один понял это.
— Ты можешь не заводиться, Костя? — всерьез спросил Сырцов.
— Дальше. — Лапин прикрыл глаза, вздохнул. — Трудно, но я постараюсь.
— А если подстава? — осторожно начал Сырцов. — Точно просчитав твою мгновенную реакцию, тебе через агента отдали конченых отморозков. От которых они хотели отрубиться.
— Эти отморозки — убийцы. Каждый их день на земле — смерть для людей, которых я, мент, должен защищать.
— Ты не сделал нужной паузы, и они быстренько просчитали твоего агента.
— Выходит, я погубил Витю?
— Я не об этом.
— А я об этом. Сырцов, только об этом!
— Все, замолкли. А то серьезно поругаемся.
— Замолкнешь ты, чистюля. — Лапин встал, тяжело выбрался из-за стола и вышел на середину кабинета. — А я скажу речь, которую давно уже сочинил. Только случая, чтобы ее произнести, не было. Слава богу, ты явился: добрый, проницательный, готовый прийти на помощь попавшему в беду. Правда, такому, который может заплатить частному детективу Сырцову хорошие бабки. А я мент, которому наше бедное государство платит столько, сколько может заплатить. Ты улыбчив, предупредителен, ты все понимаешь, ты спасаешь. А я груб, туп и несообразителен, и поэтому меня не любят. Нас, ментов, вообще никто не любит. Да и за что? За то, что нам приходится каждый день рыться в чужом грязном белье? Нюхать смрадную пасть нашырянного под завязку подонка с пистолетом в руках? Бить по ребрам гада, который только случайно не зарезал моего опера? Все, что мы ни делаем, все не так. Если мы получаем признание, значит, мы его выбили. И продажный адвокатик, вооруженный аргументами такого ловкача, как ты, скалит зубы, издеваясь над нашими недоработками, и, одержимый купленным гражданским гневом, обзывает нас гестаповцами. И, победив на процессе, гордо уходит, обняв за плечи так помогшего ему частного сыщика. Тебя, б…, Сырцов.
Достал его Лапин. Сырцов поднялся. Стояли друг против друга, раздувая ноздри. Как успел Юра перехватить правую Лапина, нацеленную в челюсть Сырцова, — непонятно. Но успел. Обхватив начальника обеими руками, он попросил жалобно:
— Дядя Костя, не надо!
Пяткой по яйцам, левым локтем в поддых, правой назад наотмашь — и Юру откинуло к стене. Сделав это, Лапин застыл в торчковом непонимании. Застыл и Сырцов. Сказал только:
— Мы дураки, Костя.
Лапин, потерянно посмотрел на него — кто это? — обернулся, увидел Юру, который, стараясь не показать, как ему больно, медленно вставал, испуганно спросил:
— Я тебя ударил, Юра?
— Меня никто не бил, Константин Георгиевич, — заверил Юра, подошел к столу и неуверенной рукой разлил «Черноголовку» по стаканам. До конца. Посмотрел на двух остывших уже мужиков, улыбнулся через силу и предложил: — Давайте выпьем, а?
Правильно предложил: уселись по своим местам. Чокнулись, молча выпили. Жевали сырки, не глядя друг на друга. Молчать уже было некуда, и Лапин спросил:
— Тебе ведь что-то надо было, Жора? Зачем пришел?
— Мне нужны всероссийские сводки за последние три дня. Если можно.
— Можно. Теперь все можно. — Лапин посмотрел на Юру. — Уважь Георгия Петровича, Юрик, — бросил ключи от сейфа на стол. — А я пойду.
И ушел. Сырцов ласково потребовал:
— Давай бумажки, Юра.
…Лапин вышел на Большой Каменный мост. Остановился, посмотрел на Кремль, плюнул через парапет в Москву-реку. Волхонка, Пушкинский музей, боевой Фридрих Энгельс. Он сел на длинную скамейку. Пустынно. Смотрел на идущих от метро «Кропоткинская». Немного их было. Снова светофор.
Оля Горелова шла от метро. Он крикнул:
— Горелова!
Она увидела его и злобно спросила:
— Что тебе, полкаш?
— Ничего, — сказал он.
Надо бы и разойтись после такого. Но они — молча и не любя — смотрели друг другу в глаза, интуитивно ощущая непонятную и тоскливую общность. Знать бы ей о его позорном и необратимом проигрыше. Знать бы ему о ее безвозвратной потере. Но не дано ни ей, ни ему все знать.
Она ушла. А он остался сидеть под Фридрихом Энгельсом.
Глава IX
Сырцовский джип с милицейской наглостью с шумом затормозил у симпатичного загородного домика и рявкнул клаксоном. Прервав механические звуки, водитель сам подал голос, тоже довольно нахальный:
— Александр Иванович! Дед!
Окошко резко распахнулось, и последовал наказующий ответ:
— Я тебе, засранцу, дам деда! Привез?
— Привез.
— Ума хватило по дороге сделать предварительные прикидки?
— А то!
— Опять этот ментовский форс! Ну, заходи.
Сырцов сразу же отодвинул в сторону толстую стопку бумаг и осторожно уложил на середину стола два листочка. Александр Иванович не проявил любопытства к секретным документам, даже с кресла не поднялся. Спросил для проформы, лениво:
— Костромская область и Заволжье?
Сырцов малость заторчал, но быстро отошел:
— Вы-то как вышли?
— Я, Жорик, как Цезарь, могу делать три дела сразу: смотреть телевизор, читать вонючие газетенки и думать. Дедукция, брат, дедукция.
— Да ладно уж вола за хвост крутить! — рассердился наконец Сырцов. — Старые дружки небось кое-что подкинули?
— Подкинули, — согласился Александр Иванович. — Сами того не понимая. Кострому — в сторону, Жора. Преступление вроде по профилю, но обстановка в области по нынешним параметрам подконтрольна. Заволжье. Только считай, что мы опоздали.
— Время еще есть, Александр Иванович, можем успеть!
— У тебя что — президентский самолет под парами? Считать— то хоть умеешь? При супершоферах на смене они… — Дед глянул на часы, — три-четыре часа как на месте. Уже все проверено, просчитано, расставлено. Умело сведены в одну точку клиенты, да их и сводить не надо: такие всегда вместе жируют, ликуя от хозяйской власти над такой легкой и сладкой жизнью. — Дед опять посмотрел на стрелки. —
