Нет, правильнее будет сказать иначе: им не везет в браке, мало кому доводится завести детей, и многим уготована ранняя смерть. – И Айрин невесело усмехнулась сама себе. – Так вот, Элизабет, моя младшая сестренка, пришла ко мне в комнату где-то через неделю после того, как умерла мама. Мне тогда было тринадцать. Лиззи плакала и говорила, что хочет к маме. Я пробовала ее утешить, но она все повторяла, что мама в кухне и не хочет с ней говорить. Это было так странно. Я совершенно об этом забыла. – Айрин взглянула на Гаса. На ее лице читалось недоумение. Гас перестал мерить шагами комнату и внимательно ее слушал. – Лиззи потом еще несколько раз видела маму, и та всякий раз занималась обычными домашними делами. За исключением одного-единственного раза, когда Элизабет в девять лет упала с дерева и сломала ногу. Она тогда рассказала мне, что мама ждала вместе с ней, пока наша няня ее не отыскала. Вскоре после этого умер наш дедушка. Я это помню, потому что нога у Лиззи все еще была в гипсе. Мы тогда несколько месяцев возили ее повсюду в таком ужасном кресле-каталке. После похорон мы отправились на поминки в дом деда. Там Лиззи стала смеяться и дергать меня за юбку. Она показывала на кресло, в котором всегда сидел дедушка, и щебетала: «Он не умер, Рини. Вон он сидит! Папа над нами пошутил!» Но отец тогда не развеселился. Он здорово наказал Лиззи. И я не помню, чтобы она после этого еще говорила, что видит кого-то из тех, кто уже умер. Тогда я решила, что она выросла… но, может, она просто решила молчать.
Гас приблизился к Айрин, сидевшей в изящной позе, с церемонно сложенными на коленях руками:
– Мисс Айрин, думается мне, что ваша сестра видела призраков и ее внучка, наша мисс Маргарет, тоже их видит.
– Вы полагаете, что Джонни ее чем-то испугал… испугал настолько, что она… что? Провела ночь в школе, поближе к страшному призраку? Но это бессмысленно. Разве она не должна была в таком случае с криками выбежать оттуда, поспешить домой?
– Я точно не знаю, как было дело, но думаю, что речь тут скорее не о страхе, а о любви, – осторожно предположил Гас.
– То есть она… любит… призрака?
– Я бы именно так сказал, да. А он любит ее.
* * *
Шад прокрался по лестнице вверх, к комнате Мэгги, стараясь шагать так тихо, как только мог, чтобы сидевшие внизу взрослые его не услышали. Это старичье, Айрин и Гас, считает, что молодым людям ни в коем случае нельзя входить в комнату к юной леди. Но как тогда молодому человеку навестить юную леди, которая по совместительству является его приболевшей подругой? Шад подумал, что успеет заскочить к Мэгги и выйти от нее прежде, чем старики сообразят, куда он намылился. Когда он исчез из их поля зрения, они здорово увлеклись своим разговором.
Айрин уложила Мэгги в постель, а дедушка Гас тем временем выпер Шада из гостиной, потому что ему нужно было потрепаться с тетушкой Мэгги наедине. Интересно, что он ей там рассказывает? Шад не знал, сказала ли Мэгги деду хоть что-нибудь, пока они ехали из школы домой: дедушка Гас вручил ему ключ от старого пикапа и велел ехать прямо за «кадиллаком», в котором сидел он с Мэгги. Конечно, Гас не мог доверить руль Мэгги. В другой ситуации Шад был бы в восторге от того, что сам сидит за рулем, но теперь все удовольствие от такой редкой возможности затмила тревога за Мэгги. Он ехал прямо за дедом и без приключений добрался до дома мисс Айрин. Неплохо для четырнадцатилетнего паренька.
Шад очень медленно приоткрыл дверь в комнату Мэгги и просунул голову в щель. Волосы Мэгги разметались по подушке. Она лежала с закрытыми глазами, не двигаясь, но Шад сразу почувствовал, что она не спит.
– Вы только поглядите! Вот она, моя Спящая красавица! – объявил Шад самым мужественным своим голосом, изображая прекрасного принца. Он даже про британский акцент не забыл. – Пора мне поцеловать ее сладкие губы и пробудить от глубокого, вечного сна.
Шад приблизился к кровати. Мэгги не шелохнулась.
– Вот и я, о прекрасная дева. Я одолел дракона и теперь хочу вызволить тебя из холодной и одинокой башни. Ах, моя принцесса! Губы твои красны, словно роза, кожа бела, как снег, – честно сказать, мне больше нравится кожа чуть потемнее, чем у тебя, но ты все равно прекрасна, – а волосы чернее ночи. – Шад склонился над своей неподвижной слушательницей и исполнил пару тактов из «Черного дерева и слоновой кости»[26] Пола Маккартни и Стиви Уандера. Правда, слов он почти не знал и потому почти сразу продолжил прежним царственным голосом: – Но вот и я, моя прекрасная дама! Сейчас принц Шадрах усладит твои нежные уста пламенным поцелуем…
Шад успел склониться почти к самому лицу Мэгги, но в последний миг она выставила перед собой руку и оттолкнула его выпяченные губы ладонью.
– Даже не надейся, Шадрах Джаспер.
– Ясно, – ухмыльнулся в ответ Шад, отпихнул в сторону ноги Мэгги и сел на ее кровать. Он окинул ее быстрым, но внимательным взглядом, отметил, что лицо у нее бледное, глаза тусклые, а под ними лежат черные тени. Она смотрела прямо на него. – Не слишком-то ты в форме, Спящая красавица. Если ты с этим ничего не поделаешь, придется переименовать тебя в Спящую некрасавицу.
– Спасибо, Шад. В следующий раз, когда мне будет совсем хреново, я позову тебя, и ты снова хорошенько мне наподдашь.
– Да я просто так сказал. – И Шад пожал плечами. – Так ты расскажешь, что за ерунда случилась с тобой в этой нашей Ханивилльской школе с привидениями?
– Нет.
– И все? Просто «нет»?
– Просто нет.
Мэгги и Шад не мигая смотрели друг другу в глаза. Шад первым отвел взгляд и вздохнул с явным разочарованием.
– Ладно, Мэгс. Но ты хотя бы дай знать, должен ли я кому-нибудь надрать задницу. Потому что я надеру, ты же знаешь. Если кто-то тебя обидел или еще как-то насолил, я этого так не оставлю.
Мэгги почувствовала, как все ее тело затопила волна любви к ее храброму маленькому другу. Быть может, в конце концов задницу надерут ему, но она точно знала, что ради нее, ради того, чтобы ее защитить, он готов сразиться даже с самим богом Зевсом.
– Спасибо, Шад. Ты настоящий супергерой. – И Мэгги ласково улыбнулась. – Но нет, задницу никому драть не надо.
От дальнейшей демонстрации тестостерона Мэгги избавил легкий стук в дверь. В комнату заглянула Айрин. При виде Шада она нахмурилась и поджала губы, но ничего не сказала
