рассеянно сказал:
— Хорошо. Оставь. Посмотрю.
Кивнув, девушка закрыла папку, опять прижала ее к груди и, глядя себе под ноги, пошла к выходу, где у двери стоял начальник охраны. Подняла взор на него, наткнулась на колкие холодные глаза на узком с впалыми щеками лице и мигом прошмыгнула мимо.
— Не стой! — сказал Корозов. — Садись ближе. Многое поменялось за несколько часов. Есть новости.
Пройдя к приставному столику, Исай сел, погладил лоб, положил руки перед собой и приготовился слушать.
— Теперь все по порядку, — сказал Глеб и стал рассказывать.
Начал с Козыря, а закончил встречей с Фокиным и знакомством с Вуниным. Информацию подал сжато, не размазывал, не лил из пустого в порожнее, излагал только суть. В конце, руководствуясь новыми обстоятельствами, стал предлагать новый план действий:
— Козыря больше нет, стало быть, поиски его прекратить. Опасаться больше нечего, — провел ладонями по столешнице, подумал и скорее спросил, нежели распорядился. — Что-то надо делать с моей охраной. Сколько еще парням на полу автомобиля корячиться? Надо выводить их на свет. Думаю, пора.
— Я бы не стал торопиться, Глеб, — возразил Исай, откидывая челку с высокого лба. — Козыря нет, но есть заказчик. Он-то никуда не делся. И он ждет, что смерть Козыря заставит тебя расслабиться. А когда увидит это, нанесет удар.
— Но ведь охранники будут, только не в багажнике авто, а на виду рядом со мной. Какое же это расслабление? — нахмурился Корозов.
— Когда все на виду, тогда в отпоре исчезает фактор неожиданности, — сказал начальник охраны. — А такой фактор часто решает исход дела. Ты и сам это хорошо знаешь.
— Ладно, убедил! — ответил Глеб. — Закрываем эту тему. Но открываем другую. Переориентируй охранников на Фокина и Суприна. Возьми под контроль все их передвижения и контакты. Я хочу знать, исходит ли от них опасность для меня, и какая? Учти, что это волки битые, со своей охраной, заметят слежку, пиши — пропало. Организуй по высшему разряду. А сам покопай, понюхай, кто такой Анатолий Вунин? Чем занимается, какие отзывы о нем? Будь осторожен.
Только за Исаем закрылась дверь, как в кармане пиджака Корозова зазвонил телефон. Глеб вытащил, посмотрел на номер. Незнакомый. Положил на стол. Достал носовой платок и вытер все лицо, хотя оно было сухим. Но у Корозова было ощущение, что на нем кусками налипла грязь после всех сегодняшних событий, и что эту грязь надо долго драить щеткой с мылом. Телефон звонил долго. Замолкал и вновь принимался. Глеб смотрел на него с внутренним недовольством, пока его не пробила мысль, что звонить могла Ольга с чужого номера. Он даже подскочил в кресле от этой мысли, его обожгло, словно кто-то выплеснул на него ушат кипятка. Глеб схватил телефон, и готов был крикнуть: «Оленька, это ты?» Но не прокричал, потому что услыхал дрожащий мужской голос, который совсем не узнал, хотя тот произнес его имя. И только когда человек на другом конце назвал себя, Корозов выдохнул воздух. Звонил врач Гержавин. Он, захлебываясь, торопливо полушепотом говорил:
— Глеб, я вынужден побеспокоить вас! Мне просто не к кому больше обратиться! Я не могу говорить по телефону. Мне надо встретиться с вами!
— Что-нибудь серьезное? — спросил Корозов.
— Более чем! Более чем! Более чем! — с запалом несколько раз повторил Гержавин потерянным голосом.
— Это срочно? — поинтересовался Глеб, удивляясь испуганному тону врача.
— Более чем! Более чем! — ответил дребезжащий голос.
Посмотрев на часы, Корозов спросил:
— Через час устроит вас? — и назвал место, куда подойти.
— Устроит, устроит, даже очень устроит, — торопливо отозвался врач и прервал разговор.
Ровно через час Глеб находился в назначенном месте. У торгового комплекса «Фрегат». Тротуар был заполнен людьми, но Корозов через лобовое стекло сразу увидел Гержавина, поспешно обгонявшего пешеходов, спешившего к парковке машин. Наклонив голову, всматривался в номера автомобилей. Высокий, сутуловатый, в осенней синей куртке, полы которой поднимал холодный ветер, и черной кепке, из-под которой торчали пронизанные сединой волосы. Увидел, как водитель Корозова моргнул фарами. Свернул к машине, быстро сел на переднее пассажирское сиденье. Лицо было бледным, неспокойным и растерянным. Такого лица Глеб у него никогда не видел. Врач повернулся назад, зацепился взглядом за глаза Корозова и не отрывался от них, как не отрывается от соломинки утопающий. Губы пошевелились, но явно вместе с языком не могли выговорить слова. И тогда Глеб спросил:
— Где удобнее поговорить? Здесь или отъедем?
Вздрогнув, оторвавшись от глаз Корозова, Гержавин рассеянно оглянулся, пробежал взглядом по лобовому стеклу, прошептал:
— Отъедем! Да, да, отъедем, — и взволнованно добавил. — Знаете, тут такое дело.
— Едем! — распорядился Глеб водителю.
Машина мягко тронулась с места, а Корозов проговорил, коснувшись рукой плеча Гержавинаа:
— Рассказывайте, Сергей Сергеевич! Не будем терять время. Что у вас стряслось?
Сильное волнение пробежало по телу врача, отразившись на мимике его лица:
— Кошмар, Глеб! Как из плохого сна. Я не знаю, что делать. Решил вам позвонить! — лихорадочно задвигался на сиденье и начал. — Недавно ко мне в отделение поступил молодой человек с пулевым ранением и большой потерей крови. Ранение серьезное. Парень, можно сказать, в рубашке родился. Ему сделано две сложных операции. Сейчас он находится в реанимации. Так вот, на следующий день появился какой-то Борис Фокин с группой людей и поставил у двери охранников. Охранять этого парня. Ну, ладно, охрана, так охрана. Какое-то время все было тихо и мирно. Но сегодня ночью ко мне в квартиру ворвались другие люди, подняли всех на ноги, навели на всю семью ужас. Втолкнули меня в кухню и предложили заработать большую сумму денег. Потребовали, чтобы я устроил пациенту летальный исход! — Гержавин произнес все это полутоном и так быстро, будто старался глотать слова, чтобы они больше не звучали нигде и никогда. Испуганный взгляд метался по салону, когда он рассказывал, как, угрожая смертью семьи, его вынудили дать согласие на их условия.
Слушая историю Гержавина, Глеб не задавал никаких вопросов. Подобные обстоятельства легко могут сломать любого обычного человека. Выложив все, врач глубоко задышал, у него перехватило горло, ему нужно было много воздуха. Теперь он как будто сам удивлялся тому, что из него вытащили такое согласие. Это невероятно, что он дал его. Но так произошло. И он теперь не знал, что делать, и тихо твердил:
— Ведь это невозможно, Глеб! Невозможно. Я же врач. Я лечу людей, — затих, прежде чем выдавить из себя. — Однако на этом не закончилось! — бегающие глаза остановились на одной точке, и голос приобрел обреченное звучание. — Когда я был на работе, они позвонили мне и сообщили, что моя семья
