Глеб нахмурился, сел на стул, проговорил:
— Опоздала помощь, Борис. Нет больше Козыря. Конец Козырю!
Сросшиеся брови над переносицей Фокина дрогнули. Чуть потянув голову кверху, при этом как бы даже не проявив никакого любопытства, он неопределенно сказал:
— Ну-ну.
Между тем, усаживаясь на свое место, оживился Вунин. Подал голос, задал вопрос, который, как показалось Глебу, был не очень уместен с его стороны:
— Ты его взял? Где же он?
По логике, такой вопрос должен был бы задать Фокин, а не Вунин. Однако Борис продолжал молчать. Это было странно для Глеба. И он не стал отвечать на вопрос Анатолия, ожидая реакции Бориса. Но его реакции не последовало. А Вунин, явно неудовлетворенный тем, что Корозов проигнорировал его вопрос, пытливо задал новый:
— Что тебе удалось узнать?
Совать нос в чужие дела, это что, принцип Вунина, подумалось Глебу, и он снова ничего не ответил ему. Следил за Фокиным. И, кажется, недавнее доверие тому давало трещину в душе у Глеба. Так же, как Борис выложил Вунину о проблемах Корозова с Козырем, точно так же мог кому-нибудь рассказать о времени подписания контракта. Может, из благих намерений, а может, не очень. Все возможно. Вунин в свою очередь, не получив ответы на вопросы, помрачнел, глянул на Корозова с отторжением. Заметив, нечто похожее на неприязнь между Глебом и Анатолием, Фокин примирительно произнес:
— Ну вот, нашла коса на камень. Мне бы не хотелось, чтобы мои компаньоны вцепились друг другу в глотки только потому, что они не знают друг друга. Однако вы оба должны знать, что я не работаю с дураками. Дураки это не моя стихия. — Борис амбициозно посмотрел поверх их голов. — Вам стоило бы познакомиться поближе. Может быть, вы могли бы пригодиться друг другу. И не только по поводу Козыря, тем более, если ты, Глеб, его нейтрализовал уже. На очереди заказчик. И тебе и мне важно взять его. Надо понять причинные действия. Я бы не хотел, чтобы твои трудности отражались на моем бизнесе. А это явно просматривается уже. Проанализируй. Не хочешь вовлекать во все тяжкие Анатолия? Это твое дело. Это ведь его инициатива. Не моя. Я здесь в роли посредника. Но, вижу, мое посредничество ни к чему не приводит.
Слова Бориса не понравились Глебу, он упругим голосом выговорил:
— Ты ошибаешься, Борис, в отношении меня! Я ведь не базарная баба, чтобы стоять посреди рынка и вопить о помощи, и ждать, пока черти припрыгают со всех сторон. Подстрелили твоего парня так же, как моих ребят, потому мы и начали вместе одну кашу хлебать! Ведь так это было? — Глеб выразительно посмотрел на Фокина, дождался, когда тот качнет головой в знак согласия. — А какое отношение ко всей этой истории имеет твой компаньон? Он, случайно, не благотворительным фондом управляет? — Корозова словно прорвало, внутри кипело, и не Вунин был виноват в этом. Неудачи последнее время плющили мозг Глеба, терпения не хватало, обычная сдержанность отступала перед вспышками раздражения.
В ответ на его слова, Вунин возмущенно вскочил и выпалил:
— Ты давай не зарывайся! Я не навязываюсь к тебе! Копайся в своем курятнике сам! Хоть с козырями, хоть без козырей! Я вижу, не зря тебе пулю меж рогов хотели всадить! — сказал зло и враждебно.
Последняя фраза подбросила Глеба со стула. Он выпрямился и шагнул к Вунину. Тот тоже подхватился, сжимая кулаки до хруста пальцев. Казалось, еще миг, и схватка между ними неминуема. Но из-за стола вскочил Фокин, поспешил взять инициативу в свои руки. Громко выкрикнул:
— Ну, хватит! Вы что, как христопродавцы, как псы бешеные ведете себя? У вас других проблем нет? Отойдите друг от друга! — его лицо налилось бледной краской. — Сядьте! Анатолий! Глеб! Будем говорить по делу, или будем характеры показывать? Я тоже могу показать, мало не покажется!
Медленно оба вернулись на свои места. Корозов в душе уже ругал себя за свою несдержанность. Он приехал к Фокину с другой целью, но теперь говорить о цели своего визита у него пропало желание, да еще в присутствии Вунина. И кто такой Вунин? Надо бы навести справки. Чем он занимается? Почему щепетильный при подборе партнеров и осторожный Фокин стал его компаньоном? Хотя, впрочем, это дела Бориса, и пусть он сам в них разбирается. Глеб просто сожалел о стычке, а Вунин не испытывал никаких угрызений совести, смотрел непримиримо и не жалел о том, что переступил черту. Борис, глядя на них исподлобья, пробормотал неопределенно:
— Ну-ну, — хотя был удовлетворен тем, что удалось остановить стычку. И добавил. — Всем надо успокоиться, — вышел из-за стола, подошел к окну, посмотрел на улицу. Не оборачиваясь, сказал Глебу. — Значит, тебя можно поздравить с освобождением твоей жены? Как она себя чувствует? Не наследил там Козырь? А то по моей информации этот тип любит искать рай под каждой юбкой.
От этих слов Корозова покоробило. Ему показалось, что он услышал издевку Бориса. Как будто тот что-то знал. Скупой в движениях и на слова, Фокин никогда прежде не позволял себе так разговаривать с Глебом. Что же изменилось? Ведь он говорил все это в присутствии Вунина. Что за игра? Неужели Суприн прав в своих подозрениях? Неужто Фокин причастен к последним событиям? Конфликтов с Борисом у него никогда не было. Договоренностей достигли быстро. Что же произошло? Что могло произойти? По щеке Глеба пробежала нервная морщина. Он резко стал со стула, проговорил:
— Вся эта болтовня не стоит горелой спички! — шагнул к двери, слегка приподняв левую руку в прощальном жесте, и, уже подойдя к дверному полотну, оглянулся, закончил словами. — Я найду все концы, Борис! Будь уверен! — открыл дверь и вышел из кабинета.
45
Войдя в приемную офиса, Глеб увидел начальника охраны Исая. На ходу махнул ему рукой, приглашая с собой в кабинет. Секретарь, молоденькая девушка с фигурой модели, светлым лицом, зелеными глазами и коротким черным хвостиком на голове, в черной юбке и розовой блузке, сразу оживилась. Подхватила со стола папку с бумагами и понесла следом за Исаем и Корозовым в кабинет. Глеб сел за стол, вытер носовым платком испарину со лба, хотя на улице был осенний холод и в кабинете не жарко. Однако перенапряжение последних событий давало о себе знать. Убрав платок в карман пиджака, Глеб глянул на секретаря, вытянувшуюся перед столом, прижавшую к груди папку, спросил:
— Что у тебя?
— Вот, — она раскрыла папку и положила несколько бумаг перед ним.
Мимолетно проведя по ним глазами, он
