– Что случилось, мой маленький новобранец? Тебе опять одиноко?
Николасу даже не пришлось сдерживаться, чтобы скрыть ярость. Из голоса вороного депоса исчезли чувства, он звучал спокойно, в нем осталась только усталость:
– Я хотел проверить, хорошо ли тебе спится после всего, что ты наделал.
– Просто прекрасно, спасибо, что поинтересовался.
– Как ты мог? – выдохнул Николас в трубку, зная, что ни один на свете ответ Рассела не оправдает. – Мне ничего не надо от тебя, Расс. Просто скажи, чем я это заслужил?
– С хорошими депосами, увы, случаются несчастья. Я только хотел тебе помочь. Я надеюсь, там уделят достаточно внимания происходящему в твоей бедной помутневшей голове.
– Заткнись, ублюдок! Прекрати прикидываться. Ты слышал вопрос.
Напарник зевнул в трубку:
– О, как невежливо! Вот так я бы не советовал. Цени хотя бы то, что я с тобой разговариваю, да еще и посреди ночи. Так что ты там приказываешь сделать? Заткнуться?
Николас был уверен: тот так просто не заткнется. Только теперь вороного депоса осенило, что, возможно, этот разговор тоже являлся частью плана Рассела, а это значило, что Николас до сих пор находился в его власти. Но смолчать он все равно бы не смог:
– Рассел, ты был знаком с Лейн? Я имею в виду, еще до того, как мы стали работать вместе.
Повисла пауза.
– Я любил ее, Николас, – сказал Рассел едва слышно. Из голоса солового депоса исчезла насмешка, она вдруг сменилась растерянностью и дрожью: – Мы были четырнадцать лет счастливы в браке, пока не появился ты.
– Клянусь, я не знал об этом.
– А много ли ты знал о ней вообще? Она принадлежала к древнему странглиевскому роду депосов, чистых по крови, прямых потомков великого Мортхагена. Ей было проще исчезнуть, чем навлечь на семью такой позор. Поэтому она сбежала к тебе, с поддельными документами и глупой историей о девочке из пригорода, о прошлом которой никому не стоит знать. Тебе ведь даже неизвестно ее настоящее имя? Ее звали Луиза Лэйон, – Рассел яростно выдохнул. В этот раз ему с трудом удавалось сдержаться. Он почти кричал:
– А ты забрал ее у меня! Ты все забирал. Все лучшее всегда доставалось тебе. Мне было плевать на славу, которую на работе ты присваивал себе с первого дня. Плевать на то, что для тебя я был все равно что шавка, которую возят в машине для компании и затыкают, когда она брешет… Чье место на диванчике на кухне, лежать и слышать, как вы трахаетесь за стенкой.
– Рассел, послушай! Я понятия не имел про вас с Лейн, почему ты просто не поговорил со мной? Мы могли бы решить все это мирно.
– Мирно? Ты издеваешься, да? И к черту разговоры, они ни к чему не ведут. Так считала и Луиза. Я отпустил ее к тебе и пожелал ей счастья. Я дал ей обещание, что ты ни о чем не узнаешь. Малышка не хотела, чтобы наши личные распри отразились на работе. Ведь мы были такой прекрасной командой! Герой и собака, всегда вместе, всегда лучшие, герою − кресло начальника, а собачке − корм.
– Что ты несешь…
– Нет, Николас. Я говорю. А несешь всякий бред у нас теперь ты. Но это не важно. Как и ваша с Луизой так называемая “любовь”. И моя ревность. Все это жалкое проявление депосских эмоций. Они не вечны и быстро проходят, оставляя место холодному расчету. Я знал Луизу… Лейн, как тебе угодно, с детства, достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: рано или поздно она наигралась бы с тобой. Малышка привыкла к комфорту и роскоши, а ей приходилось ночевать в конуре, работать, существовать на жалкую зарплату полицейского, возиться с едой на кухне. О, даже не представляешь, как она ненавидела готовить! Ты же сам видел, Лейн была создана для другой жизни, это у нее в крови. Она бы взвыла рано или поздно. А я готов был ждать. И знаешь, я ведь не ошибался. Незадолго до своей смерти она выпрашивала у меня прощение. Она вернулась ко мне.
– Ложь!
Рассел не дал Николасу продолжить, стал извергать на свет факты, от которых шерсть становилась дыбом.
– Лейн ждала от тебя ребенка. Она была на втором месяце, когда встретила смерть. Думаю, этого ты не станешь отрицать. Ты узнал правду уже после ее гибели и хотел по возможности скрыть, что в тот день от руки Обрубка Тада потерял двоих. Я понимаю: и без того хватало, что все вокруг тебя жалели. Следственный комитет вел дело, а ты постарался, чтобы сведения о расследовании не просочились дальше их стен. Никому в участке не было известно о тайне нашей Малышки. Кроме меня. Еще до ее смерти. Она сама мне в том призналась. И Луизу можно понять. Она желала для своего наследника лучшей жизни, которую я мог с легкостью предоставить.
Николасу казалось, что земля уйдет из-под ног и он вновь упадет. Он хотел возразить, привести сотню доводов, почему это не могло быть правдой, что Лейн любила его и никогда бы так не поступила. Но в мыслях у него вертелись лишь воспоминания того, как после ее смерти он навел справки: последние три дня своей жизни Лейн не появлялась на работе, хотя говорила, что проводит время именно там, на ночных дежурствах; едва заметный запах чужого одеколона, впитавшийся в ее одежду. Аромат казался знакомым, и Николас решил, что просто не узнает запаха собственных духов. То, как Лейн вела себя − стала тихой и замкнутой. В их разговорах явно присутствовала недосказанность, а в ее взгляде − чувство вины. Она словно хотела попросить прощения и все не могла выбрать подходящий момент. Тогда Николас решил, что она просто каким-то образом предчувствовала свою смерть или причина заключалась в маленькой тайне, живущей в ней.
– Понимаю, тебе потребуется время, чтобы с этим смириться, – продолжил Рассел. – Я ждал слишком долго, Лейн вернулась ко мне, к той жизни, которую она оставила ради тебя. Я бы даже взял твоего отпрыска к себе.
Мы с Луизой не могли иметь детей, а мне было наплевать на позор, я смог бы воспитать его как своего. Слишком малая цена – за такую победу. У нас с Луизой уже были куплены билеты в Странглею. Мы бы просто бесследно исчезли. Я надеялся, что моя маленькая девочка наконец определилась с тем, чего она хочет, и счастливая жизнь ждала бы нас впереди. Но я так и не дождался. Лейн не стало. Ах, Ники-Ники, мой супернапарник, Герой-полицейский. Я надеюсь, теперь ты понял? Я мог бы закрыть глаза на то, что все лавры доставались тебе, что ты изо дня в день вытирал об меня ноги на работе, что на время одолжил мою жену. Но одного я тебе простить не смогу: ты не сберег ее!
Его голос дрогнул. В нем прозвучала знакомая боль утраты, которая точно так же неумолимо поселилась в сердце. От нее нереально было сбежать, невозможно укрыться. Она нещадно пожирала изнутри. Единственное, что он желал тогда, это заполнить пустоту. К сожалению, Рассел отыскал совсем не то, что следовало.
– Она погибла из-за тебя, – сказал он тихо, и, кажется, в голосе звучали слезы. Слова превратились в шепот: – Если бы она была со мной, клянусь своей жизнью, этого никогда бы не случилось.
− Рассел, пожалуйста, успокойся и выслушай меня. Теперь это все в прошлом.
