В двери поворачивается ключ. Пытаюсь вскочить с кресла-груши, но такое не смог бы даже человек со стальными мышцами, и, когда Тиффи входит, я оказываюсь на корточках.
Она очень красивая. Облегающий синий топ, длинная легкая серая юбка и ярко-розовые туфли. Поднимает больную ногу и старается скинуть туфлю. Бросаюсь помочь, но она только машет рукой и, подпрыгнув, устраивается у кухонной стойки. Лодыжка более подвижна – хороший знак. Видимо, проходит.
Приподнимает брови.
Ухмыляется, соскальзывает со стола и хромает к плите.
Я: Что-то подсказало мне, что ты захочешь бефстроганов с грибами.
Улыбается через плечо. Хочется подойти к ней сзади, обнять за талию и поцеловать в шею. Подавляю порыв – нагло и неприлично.
Указывает на белый конвертик на кухонной стойке. Адресовано мне. Открываю. Приглашение, написанное от руки аккуратным, немного нестройным детским почерком.
Улыбаюсь и показываю письмо Тиффи.
47. Тиффи
Вот уж не думала, что поедание шоколадных пирожных может быть таким сексуальным. Мы сидим на диване перед телевизором, который, по сути, превращен в полку для сувениров, с бокалами вина. Наши ноги соприкасаются. Вообще-то я почти у него на коленях. И определенно именно этого и хочу.
– А еще? – говорю я, подпихивая его коленом. – Давай, колись!
Отводит глаза. Я прищуриваюсь, придвигаюсь ближе, скользя взглядом по его губам. Он делает то же самое. Глаза-губы-глаза – мы застываем, как в высшей точке на тарзанке, когда сила тяжести пока не увлекла вниз, чувствуя, как тянет, но еще не устремляясь за этой силой. Теперь сомнений нет: я точно знаю, что он хочет меня поцеловать.
– Ну скажи! – прошу я.
Склоняет голову набок, но я в последний момент чуть отстраняюсь, и он тихо выдыхает, изумленно-раздраженный поддразниванием.
– Гораздо ниже, – неохотно отвечает он, тоже отстраняясь и протягивая руку за очередным пирожным.
Слизывает шоколад с пальцев. Нет, правда удивительно! Мне всегда казалось ненормальным, что в фильмах такое слизывание подается как нечто суперсексуальное, но Леон наглядно доказывает, что я была не права.
– Ниже? И все? Ты уже говорил.
– И… невзрачнее.
– Невзрачнее! – радостно кукарекаю я, давно ожидая чего-то подобного. – Ты думал, я страшненькая?
– Просто предположил! – Леон подвигается и притягивает меня ближе, так что я почти прислоняюсь к его груди.
С наслаждением к нему прижимаюсь.
– Низкая и невзрачная. Еще?
– Что странно одеваешься.
– Так и есть, – замечаю я, указывая на вещи для стирки в углу: мои ярко-красные шаровары и пестрый вязаный свитер, который Мо подарил мне в прошлом году на день рождения. Хотя даже я не решилась бы надеть две эти вещи одновременно.
– Но на тебе оно хорошо смотрится, – возражает Леон. – Как будто ты специально. Как будто такой стиль.
Смеюсь.
– Ну, спасибо.
– А ты? – спрашивает он и тянется пригубить вина.
– Что я?
– Как ты меня представляла?
– Я сжульничала и нашла тебя в «Фейсбуке».
У Леона ошарашенный вид, он застывает, не коснувшись губами бокала.
– Мне и в голову не пришло!
– Конечно, нет. В смысле, если кто-то собирается спать у меня в кровати, я непременно захочу выяснить, как он выглядит, но тебе внешность не важна, да?
Он задумывается.
– Как только тебя увидел, стала важна. А вообще, какая разница? Первое правило нашего совместного житья – никогда не встречаться.
Смеюсь.
– Значит, одно из правил мы все-таки нарушили.
– Одно из?
– Забудь, – отмахиваюсь я.
Неохота сейчас объяснять «первое правило Герти» или то, сколько раз я хотела его нарушить.
– Ох! – вдруг восклицает Леон, взглянув на мои часы с изображением героев «Питера Пэна» на холодильнике. Половина первого. – Поздно. – Смотрит на меня с тревогой. – Потерял счет времени.
Пожимаю плечами.
– И что?
– Не смогу поехать к маме – последняя электричка ушла двадцать минут назад.
У него страдальческий вид.
– Наверное, лягу на диване… Ничего?
– На диване? Зачем?
– Кровать для тебя.
Мое сердце бешено колотится.
– Диван крошечный. Придется спать в позе зародыша. Ложись на кровати со своей стороны, а я со своей. Весь год так делаем. С чего вдруг сейчас менять?
Взгляд Леона скользит по моему лицу, будто он пытается прочесть мои мысли.
– Это всего-навсего кровать, – продолжаю я, придвигаясь ближе. – Нам не впервой.
– Не уверен, что теперь все будет так однозначно, – сдавленно произносит он.
Поддавшись порыву, я наклоняюсь и легонько касаюсь его щеки, потом опять, прохожу поцелуями от скулы до краешка губ. Выпрямляюсь и смотрю ему в глаза. Кожа у меня и без того горит, но от его взгляда меня точно током бьет, и восемьдесят процентов тела внезапно становятся сердцебиением. Мы так близко, как только возможно, не целуясь. Паники нет, лишь блаженное, огненное желание. И наконец я его целую.
Я думала, наш первый настоящий поцелуй будет мягким и медленным, таким, какой чувствуешь даже пальцами ног, но, когда это в конце концов произошло, стало ясно, что для спокойного поцелуя мы слишком давно друг друга хотели и слишком сексуально ели пирожные. Этот поцелуй – настоящий, такой, от которого сразу возникает желание раздеться; какой бывает, когда вы, спотыкаясь, двигаетесь к кровати. Поэтому, когда мы на секунду размыкаем губы глотнуть воздуха, я ничуть не удивляюсь, что уже на Леоне верхом, мои волосы – над его лицом, длинная юбка задрана к бедрам, а он обхватил меня за спину и с силой прижимает к себе.
