трогать не надо, — наливая себе молока, предостерёг зельевар. — Там всё чарами опутано.
— Не хочу я на грядки, — уныло пожаловался Тони. — Давайте тогда полы зачарую, чтобы не скрипели и насекомых не было.
— Ладно, — разрешил Питер. — Садом сам займусь.
После завтрака зельевар ушел в город прикупить трав и отправить письмо дону Диего, сурок зарылся в помятые бегонии, а Долохов, довольный, что не приходится копаться в земле, принялся чаровать над полами, дверными створками и оконными рамами. Ближе к обеду, вернувшись с покупками, Снейп с удивлением обнаружил Антонина, сидящим на крыше.
— Что он там делает? — Спросил он у Питера.
— Увлёкся, теперь черепицу от протеканий зачаровывает, — отмахнулся тот. — Говорит, я слишком толстый, чтобы чинить крышу, а вам лень.
Северус задумчиво пожал плечами, в этом Антонин прав. Без крайней необходимости зельевару не хотелось заниматься такой примитивной работой.
— Кузен Габриэль, спускайтесь, скоро будем обедать, — повысив голос, пригласил Питер, и тот кивнул, шустро спускаясь по накату и отправляясь к колонке освежиться и сменить рубашку. Снейпа слегка насторожила такая покладистость, но он решил не давать воли подозрительности. Поднимаясь по крыльцу, он взялся за ручку входной двери, и, входя, длинно цветисто выругался.
Антонин обещал зачаровать половицы от скрипа и теперь они действительно не скрипели. Вместо того каждая дощечка звучала в своей тональности, как клавиши пианино, а двери издавали низкие духовые звуки гобоя и тубы. Нота, издаваемая дверью, менялась в зависимости от того, насколько широко распахнуть створку.
— Вашу мать, Антонин! Это что за безобразие?! — Северус застыл на месте, опасаясь сделать лишний шаг.
— Да ладно, круто же, — Долохов совершил несколько прыжков по половицам, наиграв первые такты "Танца маленьких утят". — Скажи, Питер?
— Потрясающе, — согласно кивнул Петтигрю. — Но, вспоминая, что здесь из музыкально грамотных только вы, понимаю возмущение братца Себастьяна.
— Вы скучные, ограниченные люди без крохи воображения. — Пожаловался Долохов.
— Ограниченный здесь Себ, я — скучный, — поправил его Питер, храбро шагая на кухню по поющему полу. — Через двадцать минут жду всех за столом.
— Слышали? У вас двадцать минут, чтобы убрать этот… хаос, — зловеще предупредил зельевар, отправляясь в лабораторию сортировать и прятать свои покупки. Антонин душераздирающе вздохнул и принялся колдовать над полом, тихонько ворча, что никто не понял всей глубины и красоты его творения.
Через полчаса пол, окна и двери снова стали бесшумными и мир в поместье был восстановлен. Долохов старательно кивал, чистосердечно подтверждая, — ходить по дому можно без опаски. А сам старательно избегал глядеть в потолок, где осталось слуховое чердачное окно, к которому он примотал звук церковного органа. Тони любил хорошие шутки.
Солнце катилось к закату, поредевшие цветочные грядки грустно склонили листочки, переживая потрясение, а со стороны городской площади донеслись отдаленные робкие звуки музыки.
— Опять ваша работа? — Поинтересовался Снейп, но Пит развеял недопонимание:
— Сегодня праздник, чествуют какого-то святого. Стандартный набор — музыка, выпивка, еда, танцы. Желаете сходить?
— Нет, — поморщился зельевар.
— С удовольствием, — кивнул Тони.
Разумеется, идти пришлось всем. На небольшой площади, украшенной цветами, играл живой оркестр. Питер, похоже, знал здесь вообще всех, потому что постоянно кивал, кланялся и махал рукой, раздавая приветствия. Несмотря на значительное количество людей, он моментально нашел на террасе кафе пару свободных мест, усаживая "родственников", вручил им по бокалу молодого вина и тут же принялся тихо высказывать что-то по-испански попавшейся на пути красавице. Та послушала, покраснела, что-то прошипела и убежала, явно уязвлённая словами сурка.
— Вы чего, поссорились? — Лениво поинтересовался Долохов, глядя, как жгучая фигуристая брюнетка в цветастой юбке гневно удаляется вниз по улице.
— Это жена мясника Хуана, Марина. Она меня назвала "Полный Педро", — отмахнулся Пит. — И только из-за того, что я ей сказал, что она не умеет кровь отстирывать. На рубашках её мужа вечно мелкие пятна после работы остаются. Видимо побежала домой устраивать стирку.
— Ах, как некультурно, — прищурившись, ответил Антонин. — Грубиянка, да ещё неряшливая. Нехорошо…
Зельевар просто молчал, размышляя, какую бы пакость устроить незадачливой Марине. Питер, глядя на них, погрозил пальцем:
— Не трогайте её, мы тут все, конечно, не без грешка, но закон нарушать не будем. Не хочу в тюряжку.
На это оба прикинулись ветошью и хором принялись отнекивается, будто и мыслей подобных не было. Петтигрю окинул родственничков подозрительным взглядом, спустился по лестнице, бормоча: "Сижу за решеткой в темнице сырой", и на площадке пригласил на танец какую-то древнюю старушку.
— Это же не Петтигрю, — задумчиво посасывая незажженную сигарету, заметил Антонин.
— Это Питер. И не Питер. Не собираюсь конкретизировать, но теперь он такой, — цепко глянул на собеседника Снейп, и слегка, совсем немного, выпустил на волю угрожающие флюиды, первое, оно же и последнее китайское предупреждение: "Если вздумаешь предать или обидеть — отравлю". Тони криво, понимающе ухмыльнулся, прекрасно улавливая намек, с любовью погладил себя по рукаву, под которым скрывался охотничий нож, зажёг спичку, и, прикуривая, миролюбиво ответил: — Нет, меня вполне все устраивает. Мы же уже договорились, так… братец Себастьян?
Снейп прищурился и коротко кивнул. Мужчины слегка расслабились, сели поудобнее в кресла, вытягивая ноги. Северус глотнул вина, Антонин выпустил в сумерки густой клуб табачного дыма. На площади Питер, используя все своё байбачье обаяние, веселил очередную даму средних лет. Не из матримониальных планов, скорее, практичных — она торговала домашним сыром, до которого сам Питер и его новоиспеченные "братья" были весьма охочи.
— Значит, завтра будет пирог с брынзой, — задумчиво предположил Снейп.
— Или пицца, — кивнул Долохов, ощущая себя в своей тарелке. Зельевар вздохнул и больше не возмущался, окончательно принимая нового "родственника" в клан.
Северус и Антонин были очень похожи — совершенно одинокие, ненужные никому, подозрительные и недоверчивые. Но теперь у них был Пит — лучший друг, младший брат. Неожиданно появилась семья, которую они и не надеялись обрести. Каждый скорее предполагал оказаться в Азкабане или в могиле, чем вот так, негаданно, обзавестись подобием дома, в котором их ждут. Оба видели ад, самое дно жизни, поэтому обретенное спокойствие было для них слишком ценным, и ради этой гармонии они готовы были потерпеть друг-друга. И вместе защищать Питера от опасного мира.
Зрелые, потрёпанные жизнью, циничные волки-убийцы остаются волками, но умеют скрывать острые клыки от окружающих, особенно если в
