капитана, стоя у самой калитки со стороны улицы. И когда тот, наконец, выпрямился, досадливо сводя брови на переносице, сделал несколько снимков планшетом и что-то внес в протокол осмотра, мы тоже вошли во двор.
– Где находится свинья? – хриплым голосом произнес капитан.
– Прошу за мной, – сказал я и прошел вперед, двигаясь в сторону хлева. Капитан с сержантом потянулись следом. – Во-он в том хлеву, – указал я пальцем.
– Я понял, – проворчал капитан. – А где хозяева?
– Хлева? – уточнил я.
– Дома!
– Должны быть здесь. Я их сейчас позову. – Степан припустил к крыльцу двухэтажного дома, облицованного плиткой, имитирующей кирпичную кладку.
Между тем мы приблизились к хлеву, двери которого были отворены настежь. Из его нутра доносились шум не совсем понятной возни и то ли хрюканье, то ли уханье.
– Прошу! – предложил я капитану, указывая на дверной проем, казавшийся заполненным густой чернотой из-за яркого солнечного света. – Только эфорамку снимите на всякий случай. Мало ли что.
– Лучше вы первым, – повел плечами капитан, будто почувствовал дуновение леденящего кожу ветерка, но коммуникатор все же стянул головы, выключил и сунул за пазуху от греха подальше.
– Без проблем! – я засунул руки в карманы и вошел в двери. – Здоров, Самсон!
– Хрю! – довольно отозвался боров, лежавший на правом боку в углу сарая на внушительной охапке сена. Сено было застелено чистой, в синюю и белую полоску тряпицей.
– Тут вот к тебе пришли, – ткнул я за спину большим пальцем.
Самсон повел пятачком, но разглядев заглянувших в дверь представителей правопорядка, презрительно фыркнул и закрыл глаза. Дети, окружавшие его, продолжили чесать хряку внушительное пузо, отчего тот окончательно разомлел и взялся подергивать лапами, едва слышно повизгивая.
– Так, – сказал капитан. Похоже, ему еще ни разу в жизни не доводилось видеть воочию свинью подобных размеров. – Это он? – вопрос был адресован сержанту.
– Так точно! – отчеканил тот, расправляя плечи. – Он самый.
– Не кричи, – поморщился капитан, наконец решившись переступить порог хлев. – Пахнет тут у вас…
Помимо Самсона в сарае имелся еще загон с курами, у противоположной от лежбища хряка стены громоздились одна на другой клетки с кроликами, уписывающими за обе щеки зелень, еще один свин с более скромными габаритами – последний скромно жался к стеночке за сеновалом – и коза, недовольно поводящая рогами.
– И чем же, по-вашему, вот эта туша, – капитан ткнул пальцем в сторону хряка, скривив губы, – столь редка? На мой взгляд, так обычная жирная свинья.
– Вы неправы. Исчезающий вид, – ответил Степан, качая головой, будто был разочарован подобной неосведомленностью капитана о свиньях. – Турополье.
– Как-как?
– Турополье, – повторил Степан чуть громче, будто боялся нарушить покой Самсона. – Порода такая.
– И как же они исчезли? Не иначе, с помощью ножа и вилки? – пошутил капитан.
– Кхе, – сказал сержант, пряча улыбку в кулаке.
– Стыдно, товарищ капитан! – сказал я. – Нельзя с таким пренебрежением относиться к животным.
– Хм-м, – тот смущенно почесал кончик носа.
– Прошу вас занести сведения в протокол! – настоятельно потребовал я.
– Да, конечно, – промямлил в ответ капитан, вынимая планшет из подмышки, и обернулся к Степану. – Повторите еще раз его породу, если вас не затруднит.
Тот повторил – затруднений, разумеется, здесь никаких возникнуть не могло.
Капитан опять очень долго тыкал пальцем в планшет, сосредоточенно хмуря брови и сопя, затем опустил его.
– Кстати, заметьте, – добавил я, – хряк абсолютно безобиден. И даже на вас не реагирует, – я повернул голову к сержанту, с некоторой опаской разглядывающему Самсона. Сержант задумчиво жевал губу и дергал двумя пальцами застежку молнии своей форменной куртки.
– Почему – даже? – мгновенно вскинулся тот, явно оскорбившись.
– Ну как же! Вы его гоняли, пинали, ругали.
– Неправда, я его не пинал! – помялся сержант, затравленно глядя на капитана.
– Плохо, товарищ сержант. Очень плохо, – продолжал я методично добивать его. – Вы не любите животных? Складывается впечатление, что в вас нет ни капли сострадания к братьям нашим меньшим.
– К меньшим ли? – многозначительно хмыкнул в усы капитан.
– Нет, почему же! Очень даже есть, – чувственно взмахнул руками сержант.
– Сержант Нефедов у нас очень сострадательный человек, – заметил капитан, похоже, уловив, куда я гну. – Он подкармливает бездомных кошек и собак.
– Значит, кошек и собак ему жалко. А свиньи ему не нравятся, – кивнул я. – И поэтому их можно пинать и гонять.
– Нет, почему же! – опять повторил сержант. – Я очень люблю… всех животных.
– Мне кажется, данный вопрос не имеет ни малейшего отношения к делу.
– Нет, почему же! – возразил я фразой сержанта – только бы не подумали, будто я над ними издеваюсь… – Имеет, и еще какое! По-вашему, раз свинья – значит, ее можно пинать, гонять, толкать. Обзывать свиньей некультурной. Я вас правильно понял, капитан? Если бы в парке бегала, к примеру, собака или кошка и приставала к прохожим, то сержант отвел бы ее в сторонку, приласкал и накормил. А свинья – так, грязная жирная образина. Прости Самсон.
– Уи-и! – дернул хряк лапой и повращал глазами.
– Видите?
– Все, хватит глупостей! – несколько повысил голос капитан. – Я вас понял. Мы обязательно разберемся в несправедливости.
– В таком случае внесите все сказанное мной в протокол.
– Повторите! – потребовал капитан и расплылся в коварной улыбке.
– У вас плохая память?
– Нет, но у меня от всего уже голова идет кругом. Не хотелось бы что-нибудь напутать.
Мне пришлось припоминать, что я ему наговорил за последние десять минут. На этот раз фразы выходили короткими, деловыми и слишком сухими, на мой взгляд. Не было в них той чувственности, которую я вкладывал в экспромт. Впрочем, так даже лучше звучало: лаконично, четко, по-конторски – то, что как раз и нужно интеллекту. Я даже представлял себе, как трещат по швам его электронные мозги, переваривая весь объем полученной от капитана информации, противоречащей здравому человеческому смыслу. Но он ведь не человек! Откуда ему знать, что есть глупость несусветная, а что – истина.
Сделав фото хряка на подстилке с разных ракурсов в окружении детворы, капитан с явным облегчением покинул нас со Степаном и, собственно, хлев и переключился на хозяев Самсона. Мы не вмешивались в опрос, стоя в сторонке под грушей – хозяева и без нас знали, что и как нужно говорить.
К концу опроса лицо капитана выражало вселенскую муку, и даже самому тупому было понятно, что дело окончательно провалено. Только сержант никак не мог смириться с полным поражением, и не прекращал попыток что-то втолковать капитану. Тот внимательно слушал, кусал губы и водил пальцем над экраном, никак не решаясь завершить ввод протокола. Но вскоре и ему наскучили пустые потуги сержанта выправить положение, и капитан решительно ткнул
