роскоши» получилось четыреста двадцать рубликов с копейками. Сразу поехал, посоветовался с батей.
— Ты, Илюшка, малость ещё погоди, — посоветовал он. — В лужу сесть неохота. У нас с матерью, сам знаешь, заначка сейчас пустая. А на хорошую свадьбу тыщонку-то надо. Как рублей шестьсот будет запас — можно с предложением идти.
Покрутил я так и так — прав батя. Хотя бы ещё раз в сопровождение сходить, а там можно и с серьёзными намерениями подкатывать. Поехал к Серафиме. Греет мне душу всё же, как она моим приходам радуется. Погоды, правда, в этот раз стояли дождливые, мы всё больше под присмотром тётушки дома сидели.
Хотя, нет! В первый же день, в субботу, были в театре, приезжая столичная труппа ставила оперу «Царская невеста» сочинения господина Римского-Корсакова, и Серафимина тётушка сочла это развлечение приличным. Не спорю, красиво. Но драматически. Дамы плакали, утирая глаза платочками.
А в воскресенье ходила к сестре Наталье с Олегом на небольшой дружеский вечер (подозреваю, затеянный специально ради того, чтобы «поспособствовать» нашим отношениям).
А двадцать девятого я отправился в свой третий сопроводительный рейс. Знаменательный.
* * *
Шагоход неспешно трусил чуть в стороне от тракта. Я с высоты «Саранчи» обозревал унылые окрестности. Вот до чего же человеки — жертвы привычек! Неуютно мне тут, глаз проваливается в даль бесконечную. У нас-то в Восточной Сибири как: деревья, сопки, перелески. А тут до горизонта — словно тарелка ровная. Неуютно. А местные ничего, живут уж на сколько тыщ лет.
На ночлег встали у какого-то озерка. Оно и не сильно большое, а тоже занято. На противоположной стороне юртами всё забито, флаги яркие. Кажись, праздник какой. Ну да не наше то дело. Трактора́выставили телеги с грузом в круг, караванщики сноровисто натягивали тент.
Младший помощник повара, Пашка, спешно рылся в своей поклаже, отыскивая рыболовную снасть. Мы у этого озера постоянно останавливаемся, и в прошлый раз кухня приметила, что рыбы в нём — просто завались! Натурально, хоть сачком греби. Местные, оказывается, рыбу не ловят и не едят, будучи железно уверенными: поешь рыбы — умрёшь!
Бывалые караванщики толковали, что это всё из-за прежнего монгольского устройства. Дров-то мало. Они и хлеб не пекут, и мясо на наш русский вкус полусырое едят. «Горяче сыро не бывает» — слышали? Вот, отсюда.
Рыбу-то сырую начнёшь есть — поди, нахватаешься какой-нибудь пакости. А с медициной тут у них тоже… своеобразно.
В общем, Пашка настрополил удочки, выцепил из закромов банку, в которой, в заботливо досыпанной влажной земельке, шевелились отборные дождевые червяки — и пошла рыбалка. Подлещики, один здоровее другого, кидались на наживку как ошалелые, мне аж завидно стало.
Через некоторое время на берегу появились местные зрители довольно юного возраста — пацаны лет по семи. Они с азартом наблюдали за Пашкой, громко на своём комментируя и тыча пальцами. Пашка, видя такое внимание, подбодрился и начал время от времени показывать пацанам особо крупные экземпляры, покрикивая: видали, мол? Вон какой здоровый!
Никакие крики — ни Пашки, ни зрителей — не перебивали невиданной рыбалки. Подошёл сам Трофимов, постоял, уперев руки в боки и посмеиваясь выкрикам Пашки и местной ребятни, а потом и говорит:
— Ты, Паш, знаешь, чего они верещат?
Поварёнок оглянулся на галдящих пацанов, среди которых, кажется, готова была назреть потасовка.
— Не… Я ж по-монгольски ни бельмеса.
— Они, Паша, рассуждают, что ты — дурень. Наловил рыбы, сейчас наешься — и помрёшь. А они сидят и делят, кто что себе заберёт: кто сапоги, кто шапку…
— Вот же ж ядрёна вошь!
— А вон тот, поздоровее — вишь, драчунов разнимает — самый деловой. Предложил всем подождать, пока ты весь караван рыбой накормишь. Когда русские все помрут — всем добычи хватит.
Подтянувшиеся на рассказ караванщики с удовольствием заржали (в особенности над вытянувшимся лицом Пашки). Кухня принялась споро чистить рыбин — нам-то о нехватке дров беспокоиться не надо, у Трофимовых все печки с дублирующим маго-контуром, как раз на случай мест с дефицитом топлива. Сейчас, глядишь или нажарят или ухи наварят.
Кормёжка в караване была нормальная, повар хороший, готовит вкусно. Сейчас братишки сгоношатся, обязательно позовут. Или сами принесут, если видят, что в охранении занят.
Я прикинул по времени: как раз успею лагерь кругом обойти.
Пока всё было спокойно — если не принимать во внимание разочарованные крики монгольских пацанов, которые поняли, что русские помирать совсем не собираются, и вряд ли кому-то из них сегодня достанется лёгкая добыча.
Прошёлся, осмотрелся. Тишина-спокойствие. Скукота. Поставил «Саранчу» с краю лагеря в положении максимальной высоты. Получилось что-то вроде сторожевой вышки с пулемётом. От кухни вкусно потянуло жареной рыбой. Эх, свеженькой порубаем!
Достал фляжечку с маго-контуром, переключенным в охладительный режим. Чай с лимончиком прохладненький, в жару — самое то! Пару глотков успел сделать… Оп-па!
От противоположного края озера, от юрт к нам потянулся шлейф пыли.
— Внимание, у нас гости!
О! Ты смотри-ка, наши как забегали! Охрана споро разбирала разнообразное оружие и занимала положенное по распорядку места, да и караванщики тож прятаться не пожелали. Сам Трофимов, караван-баши, такую жуткую пушку выдвинул на крышу одного из домиков, что я уж засомневался: а не с шагохода ли он её свинтил? Как из неё с рук-то стрелять? Унесёт отдачей-то!
Сам развернул «Саранчу» и метров с трёхсот дал короткую с крупняка, чисто предупредить. Троица всадников остановилась и, размахивая белым платком, принялась чего-то орать. На монгольском, конечно. А я на ём, как тот Пашка, ни бельмеса.
— Трофим Тимофеевич, орут, чего-то.
— Нутк, подведи-ка своего цыплёнка к повозке! Я к тебе на крышу залезу.
Хозяин — барин. Подвел, значицца, и чуток присел. Шагоход-то сильно здоровше в боевом положении, чем телега. Караван-баши резво заскочил на крышу и ткнул рукой в сторону всадников.
— Давай туда, только осторожно.
Я на всякий случай открыл верхний люк.
— Если чё, прыгайте.
— Да уж не дурнее паровоза-то!
— Так я ж с понятием… — приопустил «Саранчу» и полегоньку двинул в направлении гостей.
На пятидесяти метрах они качали чего-то по-своему орать, Трофимов что-то отвечал. Ну, не знаю я по-монгольски. Через несколько минут он заглянул в люк.
— Отбой тревоги, верни меня на стоянку.
Что характерно, монголы остались топтаться на месте.
— Есть, — я развернул шагоход и подошёл с стене повозок.
Караван-баши перепрыгнул на крышу и развернулся ко мне.
— Слышь, Коршунов! Есть деловое предложение.
— Говорите, Трофим
