ухудшилось. С каждым днём он чувствовал себя всё хуже, но переносил мучения мужественно. Этернель слабел, и теперь мне не верилось, что полгода назад он, как игрушкой, вертел боевым мечом.
* * *
Это случилось весной, в апреле. Однажды Этернель не смог подняться из любимого кресла с драконами. Я бросилась помогать, но он властно остановил меня:
– Не надо, я сам. Подайте мне посох.
Этернель опёрся о посох и резко поднялся. Минут пять он пытался сдвинуться с места. Лицо его застыло в страшном напряжении, нога беспомощно дрожала, но не двигалась. Наконец усилием воли старик заставил слушаться собственное тело и сделал шаг, потом второй, третий и через несколько минут довольно уверенно ковылял по кабинету.
– Пойдёмте гулять! – крикнул он вдруг весело.
– Но как? Вы только что…
– Это не имеет значения. Пойдёмте… Я должен вам кое-что показать. Может статься, что завтра я действительно не смогу подняться.
– А если вам станет плохо?
– От судьбы не уйдёшь, Василиса, как вы однажды сказали. Если станет плохо, вы позвоните по мобильному и вызовите врачей. Пойдёмте… на улице лёгкий дождик, но в такую погоду я чувствую себя гораздо лучше.
В прихожей у западного хода в шкафах всегда стояла дюжина резиновых сапог разного размера и висело несколько тёплых курток для прогулок, как будто в доме жила большая дружная семья.
– Выбирайте куртку, сапоги и пошли, – весело распорядился профессор.
Я была обескуражена, десять минут назад профессор еле двигался, а теперь готов чуть ли не вприпрыжку бежать.
– Они все велики мне.
Этернель был очень высокого роста. Мне редко встречались такие рослые люди, пожалуй, он был самым высоким человеком, что мне приходилось видеть, и вполне мог играть в молодости за сборную по баскетболу. Я не считала себя маленькой, но рядом с Этернелем казалась пигмеем.
– Ну и что? Кто вас увидит? Оденьте носки потолще, – хмыкнул он и вставил ногу в резиновый сапог. – Не забудьте шарф и перчатки – на улице холодно.
Мы вышли из дома и медленно побрели по протоптанной и гладкой дорожке через поле к большому заброшенному ангару с высокой крышей из дранки. Кое-где ещё лежал снег, но поле уже оттаяло, освободилось, и длинные, нечёсаные травяные пряди рыжели на кочках. Сырая земля курилась парами, мелкий дождик смывал зимнюю грязь в прозрачные, чёрные лужи, окружённые меч-травой и усеянные прозрачными шариками лягушачьей икры. Через рыжие пряди прошлогодней травы пробивалась свежая зелень. Я радовалась, как маленькая, что встречный снег уже не засыплет нас с головой, что зима отступила и ледяной откос тропинки почернел и пропитался живительной влагой.
– Орэт Дёнуарович, я давно хотела вас спросить… Ваш секретарь… помощник… Инкуб Острый, я его не вижу уже несколько месяцев. Что с ним случилось? Он скоро вернётся?
Профессор посмотрел на меня испытующим взглядом:
– Что, не пишет?
Я вспыхнула, но ничего не ответила.
Этернель сбил тростью пучок сухой травы и произнёс нарочито равнодушно:
– Он уехал почти сразу, как только вы вернулись из Старого Капева.
– Вы его уволили? Из-за чего? Из-за лошади, которая меня сбросила? Но он же не виноват! Я ничего не помню об этой поездке… почти ничего. И о лошади тоже, кстати. Помню, как уезжали в Старый Капев осенью и как возвращались уже зимой, спустя три месяца… А что было между – не помню. Как такое может быть?
– Вы же сами сказали: упала с лошади, ударилась головой.
– Вот память и отшибло. – Я кисло усмехнулась. – А Инкуба вы, значит, уволили…
– Нет, не уволил. Он по-прежнему мой секретарь и помощник. Но я теперь редко получаю от него известия. Здесь, в усадьбе, дела ведёт Афанасий.
– Как же Инкуб обходится без своего верного друга?
– Значит, обходится. – Профессор остановился и с беспокойством взглянул на меня. – Как вы себя чувствуете, Василиса, вы сердитесь?
Мне на мгновение показалось, что зима вернулась, отодвинув в сторону позднюю робкую весну. Лба коснулся холодный ветер и покрыл его тонкой корочкой льда. Пороша закрутилась под ногами и беспомощно опала в зеленеющую траву.
– Нет. Со мной всё в порядке.
Этренель вздохнул:
– Если вам это так важно, последние вести от Инкуба я получил месяца три назад. Инкуб сообщал, что вернётся не скоро, года через два. Разве он вам об этом не говорил?
Я махнула рукой и дотронулась рукой до холодного лба:
– Память девичья! Говорил! Я просто забыла. Передавайте ему привет от меня при случае.
– Обязательно… Не думаю, что Инкубу удастся вернуться…
Моросил мелкий дождь, и я надеялась, что дождевые капли на моём лице смогли скрыть от профессора несколько слезинок, скатившихся по щекам.
«Уехал! Даже не попрощался! Значит, я ничего не значу для него!»
Поле опустилось вниз пологим и долгим спуском, потом вновь поднялось, и когда я оглянулась на дом, то удивилась, как далеко мы ушли.
Дверь ангара, запертая на ржавый навесной замок, выглядела так, будто её не открывали несколько лет. Травы опутали порог, по воротам пустили засохшие стебли длинные вьюны. Вокруг ни души, только тёмные ели, как стражи, стояли близко и тихо.
Профессор вынул из кармана ключ, такой же ржавый на вид, как и замок, отпер дверь, и мы вошли внутрь.
– Что это? – прошептала я, оглядывая высокие деревянные потолки.
– Это моё хранилище, – ответил Этернель.
– Хранилище? Но что же вы здесь храните? Это? – Я недоумённо рассматривала сельскохозяйственную технику, а вернее сказать, тот металлолом, что от неё остался с советских времён.
Ангар оказался заброшенной колхозной мастерской. На удивление, в просторном помещении было сухо и тепло. Крыша не протекала, деревянный настил надёжен, мутные стёкла в ободранных рамах все целы. Щёлкнул тумблер выключателя на стене, и яркий свет «дневных» ламп под потолком осветил каждый уголок. Грузно взлетела потревоженная сонная муха и, ударившись о стенку металлического шкафа, упала рядом с кастрюлей гудронно-чёрного машинного масла, в котором блестели гайки и болты разного размера.
Профессор Этернель откинул в сторону пыльный и ветхий занавес, отделявший когда-то зону отдыха с дровяной кухонной плитой от рабочей, и направился к ржавому сейфу в углу. Он снял сверху побитую эмалированную кастрюльку с крышкой и вынул из неё ключ, блестящий и новый. Ключ чудесным образом подошёл к сейфовому замку. Профессор набрал код, повернул ключ, и дверь открылась.
Высокий, двухметровый шкаф снизу доверху был набит ровными стопками долларов.
– Я не доверяю ни Резервному, ни прочим другим банкам. Здесь я храню наличные. В этом сейфе сто миллионов крупными банкнотами. Остальные средства вложены в ценные бумаги и недвижимость.
– Не боитесь грабителей… или случайных посетителей?
– Сюда не так легко
