В некоторых случаях он способен был дать себе отчет в том, что причина его гнева – элементарная ревность. Ревность к Сидделу, к секретным связям этого человека с Флер. Он целый день размышлял о том, какие отношения их могли связывать.
Тот факт, что Флер выслеживала Сиддела, заставил его сделать вывод, от которого у него раскалывалась голова, что она была отвергнутая любовница, продолжающая цепляться за мужчину, которого потеряла, и отказывала другим по причине любви к нему. Одна только уверенность в том, что Сиддел заграбастал бы состояние Флер, если бы появилась возможность, уже приводила его в состояние бешенства.
И вот сейчас, под занавес дня, который начался так отвратительно, а затем получил еще более неприятное развитие, он вдруг сделался объектом любопытства и сочувствия. Судя по тому, что он понял из передающихся шепотом сплетен, с Флер приключилась подлинная катастрофа. Когда Шарл отыскала его, он попытался найти способ уменьшить нанесенный ущерб.
– Этого недостаточно, – огрызнулась Шарл. – Ты хоть знаешь, что произошло?
– Я кое-что подслушал и представляю, как все будет подано завтра. Моя жена внезапно потеряла контроль над собой во время банкета, истерично разрыдалась, ее вывели в холл, а затем герцогиня Эвердон спровадила ее домой, что бы другие не слышали ее стенаний. И, по слухам, не было никаких причин для проявления подобных эмоций, кроме ее неуравновешенной психики.
– О Господи, это все так преувеличено! Завтра болтуны и сплетники будут рассказывать, что она пыталась выпить яд.
– Да. Фартингстоун будет в восторге.
Шарлотта шагнула вперед, поставила руки на бедра.
– Все было отнюдь не беспричинно, ты, жалкая пародия на мужа! Она увидела серьги!
– Что ты имеешь в виду?
– Аметистовые серьги, которые приносила тебе в долговую тюрьму! Она увидела их на баронессе!
– Ты хочешь сказать, что Флер устроила сцену по причине ревности?
– Она не устраивала сцен! Она вела себя великолепно, если учесть, насколько она была потрясена. Самое худшее во всей этой истории то, что она винит себя, а не тебя.
Разумеется, она не может винить его. Она не посмела бы. Если бы он возобновил любовную связь с баронессой, она не смогла бы против этого возражать.
К тому же баронесса не была его любовницей, что делало всю эту драму смехотворной. Почти столь же ироничной, как и тот факт, что он застал ее этим утром с мужчиной.
Он рассмеялся бы, если бы его не душил гнев.
– Ты зол на нее, – заметила Шарлотта.
– Ты чертовски права.
– Вероятно, ты полагаешь, что она должна относиться к этому мудрее. Она не была в обществе некоторое время и отвыкла от того, что от многих мужчин можно ожидать не верности.
У Данте было искушение объяснить все Шарлотте и обелить себя.
– Если ты хочешь оскорблять меня и дальше, то приходи для этого завтра. А сейчас я удаляюсь и иду к своей жене.
Глава 17
Флер лежала в темноте и чувствовала себя совершенно несчастной. К образам целующихся Данте и баронессы добавились другие. Она как бы со стороны увидела, как глупо вела себя этим вечером.
Она подумала о Шарлотте, которая собирается утром устроить взбучку Данте. Нужно встать пораньше, прийти к Шарлотте и попросить, чтобы она ничего не говорила Данте о причине ее вчерашнего срыва. Уж лучше пусть все сочтут ее поведение странным и неадекватным, чем истину узнает Данте.
Поскольку она не спала, то сразу же услышала стук в дверь. Стук был громкий и резкий – вероятно, в расчете на то, чтобы ее разбудить, если она спала.
Флер села на кровати и потянулась за розовым халатом. Стучали не в дверь, выходящую в коридор, а в ту, которая соединяла их спальни.
Она на цыпочках прошла гардеробную. Стук был требовательный, в ритме стаккато. Он прекратился в тот момент, когда Флер остановилась перед дверью, затаив дыхание. Вероятно, у стучавшего лопнуло терпение.
– Открой дверь, Флер, если ты не хочешь, чтобы я все выговорил в коридоре и об этом узнали слуги. – Голос его был негромким и напряженным, словно он знал, что она стоит рядом с дверью и слышит его.
Флер повернула ключ. Дверь распахнулась. Данте стоял, подняв руку и опираясь о косяк двери. Он снял сюртук и галстук, в полутьме белела его рубашка, на которую падал свет от свечи, стоящей на умывальнике.
В его лице и позе не было ничего от беззаботного прожигателя жизни.
– Ты пришла в себя?
Флер кивнула.
– Но я очень устала.
– Не сомневаюсь. Тем не менее я должен отнять у тебя некоторое время. – Он шагнул в гардеробную. В призрачном мерцании свечи она видела его сердитое лицо.
Он вытащил ключ из двери.
– Я успел возненавидеть эту дверь. Я совершил ошибку, настояв, чтобы ты заперла ее. Это одна из нескольких оплошностей, которые я допустил в отношениях с тобой. – Он бросил ключ в свою комнату, и тот звякнул, упав в таз. – Я не хочу, чтобы она впредь запиралась.
Флер не знала, что ей делать или что сказать. Они стояли в гардеробной, глядя друг на друга.
– Этот халат смотрится не столь привлекательно без лунного освещения. Я говорил тебе, чтобы ты купила какие-нибудь вещи посимпатичнее.
– Это излишне, поскольку я сплю, когда ты возвращаешься домой. .
– Ты очень стараешься, чтобы так происходило. Тем не менее, несмотря на все твои усилия мы оказались друг перед другом. – Он показал жестом на гардероб. – Ты надевала что-то другое в ту ночь в Дареме. Где оно?
– Я не думаю…
– Надень это, Флер.
Она подошла к гардеробу и извлекла ночную рубашку и халат для будуара.
Он внезапно оказался рядом с ней, и она ощутила давящее присутствие мужчины среди ночи. Его руки стали расстегивать голубые пуговицы на халате.
Она представила, как он делал то же самое с баронессой, и ей снова захотелось разрыдаться.
– Я не нуждаюсь в твоей помощи.
– Не возражай, Флер. Это не та ночь, когда ты должна напоминать мне, чего нам не следует делать.
Слегка прикасаясь к ней, он стянул с нее халат. Его пальцы едва дотронулись до ее кожи, когда он развязал ночную рубашку и уронил вниз. Раздевание как бы утверждало его право на интимность.
Флер потянулась было за рубашкой, но его рука сжала ей запястье, остановив ее. Она замерла с вытянутой рукой, чувствуя его близость.
Она не смотрела на него, но ощущала его взгляд на себе. Света в гардеробной было мало, но достаточно для того, чтобы он мог видеть ее наготу.
– Позволь мне надеть ночную рубашку, Данте.
