– Я пойду первой, – предложила герцогиня. – Начнем, благословясь. Я вижу Дороти, тетю Адриана. По всей видимости, она помнит вас по первому сезону, так что ее не назовешь совершенной незнакомкой.
Их слова не расходились с делом. Флер ни разу не почувствовала себя одинокой. Едва партнер по танцу подводил ее к ее месту, рядом оказывалась одна из подруг.
Мало-помалу Флер расслабилась и успокоилась. Она знала здесь многих, даже если с кем-то и не разговаривала в течение ряда лет. Были различные версии о ее браке, но почти все они не относились к числу недобрых.
Она почти не видела Данте. Иногда, танцуя с партнером, она мельком замечала, как он танцевал с кем-нибудь. Когда начался третий вальс, он оказался рядом с ней и ввел ее в круг танцующих. Зал закружился и завертелся, они оказались в центре танцевального вихря. Это напомнило Флер их последний танец – в саду. Выражение лица – то же, хотя что-то в нем оставалось от гнева, который им владел сегодня днем.
К началу банкета у Флер было ощущение, что она хорошо освоилась. Посетить бал, не совершая ничего из ряда вон выходящего, – не столь уж трудная задача, если ты разумный и нормальный человек.
Дэниел Сент-Джон предложил Флер проводить ее на ужин. Она подумала, что это устроили для нее подруги.
Болтая с ним, она разглядывала другие пары за столом. Ее внимание привлекла эффектная блондинка с дымчатыми глазами. На даме было темно-фиолетовое платье, похожее по цвету на то, которое Флер заказала у мадам Тиссо. Именно это платье вызвало ее изначальный интерес.
Леди пошевелилась, слегка повернулась. Теперь ее можно было рассмотреть. Флер отметила про себя, что это, пожалуй, самая красивая женщина нынешнего бала.
Затем ее взгляд остановился на двух деталях наряда леди. Совсем маленьких. Блестящих. Паре аметистовых сережек, свисающих с мочек ушей, переливающихся при свете и идеально гармонирующих с платьем.
У Флер перехватило дыхание. Сердце гулко заколотилось при взгляде на эти сережки. Она видела их раньше. Она приносила их в своем ридикюле в долговую тюрьму.
Флер с трудом отвела взор от сережек и уткнулась в тарелку. Шум зала превратился в сплошной гул. Она перестала слышать, что говорит Сент-Джон.
Через несколько секунд она снова посмотрела на серьги.
– А вон та женщина в фиолетовом платье. Вы знаете ее?
Вопрос Флер заставил Сент-Джона прервать фразу наполуслове.
– Это баронесса Далри. Шотландский титул.
– Она чрезвычайно красива.
– Да.
Сент-Джон знал, что баронесса была любовницей Данте.
Флер внезапно ощутила озноб. Жар и озноб одновременно. Боль в груди не собиралась отпускать. Флер с трудом удалось сделать вдох.
Данте возобновил любовные отношения с баронессой и отдал ей серьги. Может быть, об этом знали также и Шарлотта, София и Диана.
Флер сделала глубокий вдох. Она и раньше предполагала, что этот день рано или поздно настанет. Это будет какая-то конкретная женщина, и Флер узнает, кто именно. Она попыталась сделать вид, что ее это нисколько не волнует, однако это ей не удалось.
Ей вдруг захотелось умереть.
– Ты выглядишь нездоровой, – с участием сказала Диана. – Думаю, вечер был очень непрост для тебя.
– Да, я нездорова. – Флер с трудом выдавила из себя слова. Боль в груди стала нестерпимой. Она поднялась: —Прошу извинить меня…
Диана мгновенно оказалась рядом. Поддерживая Флер, она вывела ее из банкетного зала.
Боль возрастала. По щекам Флер побежали слезы. Она не слышала, что ей шепчет герцогиня. Она не могла освободиться от образа, который засел в ее голове. Она видела Данте, который держит ладонями лицо баронессы, смотрит ей в глаза и дважды нежно целует – один раз в лоб и второй – в губы.
Сердце Флер зашлось в груди. Герцогиня подтолкнула ее в холл как раз в тот момент, когда началось всеобщее движение.
Она лежала в шезлонге, хлюпая носом, как какая-нибудь дурочка, желая, чтобы здание рухнуло и похоронило ее. Она не могла остановить поток слез, как ни ругала себя за это и как ни пыталась взять себя в руки. Женщины приходили и уходили, делали вид, что не замечают ее состояния, но в то же время бросали на нее внимательные взгляды.
Подруги окружили Флер, образовав барьер из юбок и создав видимость уединения. Шарлотта и София суровым взглядом отгоняли дам, которые проявляли слишком большой интерес к Флер.
– Не могу поверить, что никто из нас не захватил с собой нюхательную соль, – сказала Шарлотта.
– Она не в обмороке, – возразила Диана.
Флер предпочла бы оказаться в обмороке. Еще лучше, если бы она преодолела коридор и рухнула на землю. Она хотела бы забыться, чтобы не видеть перед собой Данте, целующего баронессу.
– Нам нужно выяснить, что стало причиной этого, – сказала Диана. – Если кто-то оскорбил ее или заговорил в ее присутствии об обвинениях в ее адрес отчима…
– Сент-Джон сказал, что это началось сразу же после того, как она спросила его о баронессе Далри, – негромко проговорила София.
Три женщины замолчали. Флер знала, что они жалеют ее. От этого ей стало еще хуже.
– Дело в серьгах, – сказала наконец Шарлотта. – Я убью своего братца. Он должен был сказать ей, чтобы она не надевала их. Он знает, что Флер их видела.
– Ладно, я позволяю тебе убить его, а сама отвезу Флер домой, – предложила София. – Перед тем как ты его убьешь, скажи ему, что она уехала. Диана, найди Адриана и сообщи ему, что я хочу откланяться.
– София, я надеюсь, что ты впредь не будешь принимать леди Далри. Это была преднамеренная жестокость с ее стороны.
– Или незнание. Она могла и не предполагать, что Флер узнает серьги.
– Возможно. Однако один человек это знал, и когда я разделаюсь с ним…
– Пожалуйста, не надо, – сумела выговорить Флер. – Я уже наделала много шума сегодня. Не обвиняйте ни в чем Данте. Это вовсе не его вина.
Шарлотта потрепала ее по лицу:
– Ты позволь сейчас Софии отвезти тебя домой. Я навещу тебя завтра утром и поговорю с Данте. А сегодня он может меня не опасаться.
– Ты гадкий и мерзкий человечишка! – Шарлотта прошипела эту оскорбительную фразу, едва вытащив Данте из бального зала. – Безжалостный, жестокосердный тип! Как ты мог?! Ведь ты знал, какое значение имеет этот вечер! Как мог ты быть настолько глуп, что…
– Шарл, довольно. – Данте был не в настроении выслушивать дальнейший поток оскорблений.
Его настроение не улучшилось с того момента, когда он утром посадил Флер в карету. Более того, оно стало еще сумрачнее. Он не без труда сохранял внешнее спокойствие в течение всего вечера, хотя в его голове роилось множество вопросов и порождающих ярость ответов.
