– Дай руки. Обе.
Фамка исподлобья покосилась на протянутые к ней костлявые клешни с длинными узловатыми пальцами.
– Зачем?
– Так надо.
– Они грязные.
– Ничего. Я выдержу.
Мог бы и не глядеть на нее в упор своими жуткими затягивающими глазищами. Фамка все равно бы послушалась. И ничего не почувствовала. Ни жара, ни холода, ни боли. Руки как руки, сухие, шершавые, цепкие. Ее собственные, заскорузлые от работы лапки просто лежали в его неподвижных ладонях. Вот только лучше бы он на нее не смотрел.
– Я не умираю, – сказала она, желая, чтоб все это поскорей кончилось, – и у меня ничего не болит.
Но крайн смотрел, и лицо его медленно смягчалось. Губы сложились в слабое подобие обычной, не драконьей улыбки.
– Ну надо же, – задумчиво протянул он, – даже лучше, чем я думал. Иди сюда, рыжая, полюбуйся на свою подружку.
Жданка, не заставляя себя ждать, подскочила к ним и тоже уставилась на Фамку.
– Ух ты!
– Нравится?
– Еще бы! А как это?
– А вот так, – насмешливо сказал крайн и разжал пальцы.
Фамка так и осталась стоять столбом.
– Расскажи ей.
Жданка запрыгала, не в силах стоять спокойно.
– У тебя волосы – во, во-от такие! Глаза – во, черные-пречерные! И сама ты такая вся… ну такая… – Жданка встала на цыпочки, выпятила грудь, попыталась пройтись павой, но споткнулась и едва не грохнулась носом об стол.
Крайн смотрел на нее и откровенно забавлялся.
– За князя тебя выдадим, госпожа Хелена. Или за принца. Будешь княгиней – вспомни о нас, сирых и убогих, – заявил он, принимаясь за остывающую похлебку.
Маленькая, сутулая, востроносая Фамка закусила кончик тощей косицы.
– Ну и чё это было?
– Воплощение. То, что должно быть. То, что могло бы быть, если бы…
– Если бы что?
– Если бы тебя кормили досыта и не морили работой.
– Никто меня не морил. Я сама…
– Если бы вы жили в доме, а не мерзли в развалившемся курятнике.
– И вовсе это не курятник…
– Если бы хоть один человек любил тебя.
– Но мать…
– Если бы твой отец не бросил твою мать еще до твоего рождения.
– Он не бросил. Его убили во время первой осады.
– Если бы не эта проклятая война.
Тут уж Фамка не нашлась что возразить. Стояла, насупившись, грызла кончик косы.
– Ой, – встряла Жданка, – а можно мне? Я тоже хочу, ну… это… воплощение.
– Не стоит труда, – усмехнулся крайн, вытягиваясь на лежанке. – Я тебя и так насквозь вижу.
– А что? Что видите-то?
Крайн приподнялся на локте, поманил ее к себе.
– Тебя, рыжая, не достоин ни один принц, – шепнул он в давно не мытое ушко, – чистое золото внутри и снаружи. Замуж – только за прекрасного крайна.
Жданка радостно засмеялась.
– А теперь отстань от меня, я спать хочу.
* * *
– Ну вот, – тихо ворчала Фамка, собирая ужин и косясь на желтое черепообразное лицо на лежанке, – безумно прекрасный крайн у нас уже есть. Осталось где-то раздобыть принца.
– Так это же совсем просто. Давай Варку попросим, – предложила Жданка, – настоящий принц, даже еще лучше.
– Ну чё Варка-то? Чуть что, так сразу Варка, – хрипло сказали с порога. Настоящий принц приволок охапку дров, грохнул у печки.
– Да вот, Фамка за тебя замуж хочет, – ляпнула Жданка.
Варка поперхнулся. Исхудавшее, но все еще безупречное лицо искривилось, будто ему насильно натолкали полный рот горькой полыни.
– И ты туда же! – простонал он. – Уж от кого, от кого, а от тебя я не ожидал…
Конец фразы заглушил язвительный хохот застывшей в дверях Ланки.
– Тихо, – цыкнула на нее Жданка, – разбудишь.
Но крайн спал крепко. Фамка ничего объяснять не стала. Вытерла руки о подол заношенной юбки, молча ушла за печку, а уж оттуда прошмыгнула в чуланчик. В чуланчике было холодно и темно. Фамка нащупала старый сундук, села, погладила скользкую крышку. На крайна она уже не злилась. Все-таки он заботился о ней тогда, в Липовце. О Фамке мало кто заботился. Такое она ценила и никогда не забывала.
Но Варка, с которым плечом к плечу они протянули два тяжких месяца… Который никогда не давал понять, что она ему не ровня… Который всегда вступался за нее… И вдруг такое отвращение. Но ведь он не со зла. Просто сказал, что думал. Дура. Ду-ура. Возомнила о себе. Синеглазого принца ей подавай. Правильно он разозлился. Черная кость, нечистая кровь – а туда же. Дура. Пугало огородное.
В чулан проскользнул тусклый луч света, а вслед за ним проник Варка, локтем толкнул назад скрипучую дверь, уселся на сундук рядом с Фамкой.
– Фамочка…
– Отвали.
– Ты это… обиделась, что ли?
– Пошел вон.
– А чё я такого сказал-то? Жданка, дура, ляпнула глупость, вот я и завелся. Меня, если хочешь знать, все это уже до печенок допекло. Ну ладно, девчонки, с ними даже забавно бывает.
«Ага, – злобно подумала Фамка, – забавно ему».
– Но когда взрослые девки… лыбятся как дуры, хихикают и руками цепляют… Или вовсе старые тетки… Сядут и пялятся как кот на сметану. У меня эта красота уже вот где! Завтра найду нож, волосы отрежу к свиньям собачьим… и на лице нарисую шрам какой пострашнее. А то уже выйти никуда нельзя.
– Волосы все равно отрастут. И шрам не поможет. Сам потом пожалеешь.
– Ни за что! – с чувством возразил Варка.
– Пожалеешь. Встретишь какую-нибудь, какая тебе самому понравится, тут же и пожалеешь.
Фамка представила кого-нибудь вроде Иланы и не удержалась, всхлипнула. Хорошо, что Варка ее лица не видит.
Конечно, он ничего не видел, но слух имел хороший.
– Эй, ты что? Ты что же, и вправду, что ли?..
– Да, – выдохнула в темноту Фамка. – Нет… Не знаю я ничего…
Целую минуту Варка сопел, обдумывая ее слова.
– Это и есть женская логика? – беспомощно спросил он. – А то я как-то что-то не очень…
Фамка опять всхлипнула. Рядом завозились. На плечи и спину легла тяжелая лохматая душегрейка, а поверх нее крепкая Варкина рука.
– Фамочка, – убедительно сказал Варка, – без тебя я бы здесь умом тронулся. Совсем. Ты такая… Я для тебя… ну что хочешь… жизнь отдам.
«И ведь не врет, – мелькнуло в голове у Фамки, – правда так думает».
