нет, не уйдешь!»
Всю свою злость, всю ненависть, всю любовь и страсть вложил Петр в этот последний рывок, чтоб подняться во весь рост и, уже ни о чем не думая, а только' чувствуя головой, сердцем, каждой клеточкой тела: «Нельзя, чтоб он прошел, нельзя, нельзя!» — бросился прямо под грохочущие колеса паровоза.
…Столб пламени от горящих цистерн был виден в ту ночь на десятки километров в округе. Пламя освещало дорогу, по которой возвращалась группа Давыдовского с задания. Было светло, как днем, словно их друг Петр Галецкий посылал им последнюю память о себе, о своей жизни, яркой и тревожной, как это пламя. Эшелон с цистернами горел всю ночь, и весь день, и всю следующую ночь…
Двадцать три года спустя, когда стали. известны все подробности этого подвига, партизану отряда «Победа» из полка Гришина Петру Антоновичу Галецкому было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
В ПАРТИЗАНАХ ВСЯКОЕ БЫВАЛО…
Разными путями приходили в отряд партизаны. Но как пришел к кочубеевцам четырнадцатилетний Пашка Жолнеровский, все знают. Отступая от карателей, отряд «Победа» зашел в деревню Хотимля, в ту самую, где погибла когда-то Нюра Овсянникова. И тут Пашка:
— Кочубей, возьми меня в отряд!
— Не возьму, мал ты еще, хлопец.
Обидевшись на командира, Пашка залез на печь, но не спал, а из-под насупленных бровей всю ночь следил за партизанами. К утру отряд ушел из деревни. А вьюга — света белого не видать! И вот, когда отряд уже вышел в другой район, докладывает вестовой:
— Товарищ командир, там хлопчик какой-то сзади плетется. Не замерз бы в такую стужу.
— А ну приведите его ко мне.
Приводят, а это Пашка. На ногах рваные валенки, голая пятка торчит, нос белый, а держится козырем:
— Мне, — говорит, — даже жарко за вами гнаться.
Так и пришлось хлопца в отряде оставить, ведь от Хотимли уже километров тридцать отошли.
Дали ему коня, назначили ординарцем командира. А он:
— Какой же я ординарец, если вы оружие мне не дали?
— А оружие у нас, Пашка, не дают, а берут.
Парень он смышленый, сейчас же сообразил, как это «берут», и уже в следующий бой с карателями отобрал все-таки винтовку у полицая.
— Очень смелый парнишка был, — говорит о нем командир. — Не раз в разведку ходил. Бывало, в такую деревню заберется, где немцев полным-полно. Идет по деревне да еще присвистывает, а сам потихоньку все запоминает, где комендатура располагается, а где дзоты. Всю войну с нами прошел, всю суровую партизанскую жизнь прожил.
Много было и безымянных героев, о которых, может быть, никогда и никто не узнает.
— Вот, например, — рассказывает комиссар отряда Дроздов, — пришла к нам однажды из Витебска девушка. Назвала себя Тамарой.
«Дайте, — говорит, — взрывчатки, мне электростанцию взорвать надо».
«Какую электростанцию?»
«В Витебске. Я, — говорит, — была в бригаде у Алексея, да толу у них нет. Посоветовали к вам обратиться».
Мы видим: девушка вроде не обманывает, и пропуск правильно сказала, и командира бригады подробно обрисовала; посоветовались, дали ей толу.
«А я, — говорит, — не знаю, как мину подкладывать».
Показали.
«Поняла?» — спрашиваем.
«Все, — говорит, — поняла. Вы не беспокойтесь. У меня в школе одни пятерки были».
И ушла, такая тихая, незаметная. А через два дня услышали: Тамара подорвала витебскую электростанцию, и город два дня был без света.
Тут вообще надо сказать о белорусской земле, о людях Белоруссии. Жители белорусских деревень были для партизан самыми преданными и верными друзьями. Одни, как эта белорусская девушка, тоже воевали, другие кормили нас, были проводниками, делились последней одеждой… Очень часто многие операции мы проводили во взаимодействии с белорусскими партизанами,
САШКА-ПАРТИЗАН
Сашка Солдатов!.. Совсем мальчишка, а злости у него на всю фашистскую Германию хватило бы.
И, может быть, из-за того, что уж очень горяч был, Кочубей не часто посылал его на задания. А Сашка весь лес обрыщет, найдет снаряды, мину сделает и удерет с ребятами на железку. Спустят эшелон, возвращаются в отряд победителями, — разве поднимется у командира рука, чтоб наказать их?
Вскоре Сашка знал все подходы к железной дороге, расположение немецких гарнизонов. И ходил не прятался, всегда во весь рост.
— Эх, Сашка, не сносить тебе головы, — говорили партизаны.
Сашка только усмехался:
— Еще не отлили ту пулю, что в меня попадет. Я заговоренный.
Он мало бывал в расположении отряда, характер у него был такой непоседливый: придет с задания, отоспится и опять на железку.
И все-таки вражеская пуля подстерегла его. Когда Саша Солдатов уходил с группой на последнее в своей жизни задание, на его счету было девять спущенных эшелонов. Но ему все было мало, и вот он отправился на задание под станцию Борисово. В дороге их застал день, подходить к железке было опасно, и группа Солдатова зашла в- деревню поесть и отдохнуть перед операцией. В крайней хате партизанам сказали, что немцев в деревне нет, и Саша, оставив ребят у околицы, пошел по деревне в надежде раздобыть что-нибудь поесть. А на другом конце деревни расположилась только что подошедшая рота мадьяр. Сашка шел посреди улицы, насвистывал, ничего не подозревая, автомат на груди. И вдруг со стороны школы резанула автоматная очередь. Сашка был ранен сразу в обе ноги, но все же отполз к хате и стал отстреливаться. Справа от себя услышал, как заработали автоматы партизан, и крикнул:
— Отходить! Всем! Я прикрою!
Два часа отстреливался отважный партизан от наступающих мадьяр, восемнадцать трупов положил перед собой, а когда остался последний патрон, пустил его себе в висок. Мадьяры сами похоронили его, а друг его Кашин ночью проник в деревню и выкрал тело Сашки Солдатова. Похоронили по-своему, по-партизански, и на деревянном памятнике вырезали только два слова: «Сашка-партизан».
ОТВАЖНЫЙ СЫН КАЗАХСНОГО НАРОДА
Так в шутку отрекомендовал себя при встрече с Кочубеем Мажит Даиров. Но потом партизаны убедились, что это не было шуткой. Мажит Даиров в действительности показал себя настоящим бойцом, смелым и мужественным партизаном.
Мажит, учитель по профессии, добровольцем ушел в армию еще в 1938 году. Участник боев на Халхин-Голе, он был направлен в сороковом году в пехотное училище, закончил его как раз перед войной и был назначен командиром взвода танковой дивизии.
В первые дни войны взвод Даирова оборонял Минск, но немцы обошли кругом, и в августе сорок первого весь состав дивизии, в которой служил Даиров, оказался в окружении. Был дан приказ рассредоточиться и пробираться к своим мелкими группами. Мажит с пятнадцатью своими товарищами несколько дней пробирался по Белоруссии,
