«Ох, Самсон, – думала она, беспокойно теребя край рукава, – кто же ты такой есть? Кто же?»
Остановившись на крыльце Абиты, Лес еще раз оглядел ферму и убедился, что Отца нигде поблизости нет. Если Отец вдруг воротится, Небу с Ручьем полагалось свистнуть, но с некоторых пор Лес полагаться на них опасался: похоже, ума у обоих, вместе взятых – не больше, чем у обычной курицы.
Шмыгнув в дом, Лес сморщил нос.
«Все вокруг этой женщиной провоняло!»
С этой мыслью он огляделся в поисках рабочей одежды Абиты и обнаружил тряпье на кровати. Он знал: вернувшись, она немедля переоденется в рабочее. Так она поступала всегда. Вот только на этот раз ее будет ждать сюрприз…
Вскарабкавшись на кровать, Лес встал поверх одежды, прикрыл глаза и, пустив в ход особое «зрение», взялся за поиски, оглядел все норки, все трещины, все щели в бревенчатом домике, и в соломенной крыше, и в подполе – обшарил все местечки, где любят прятаться ядовитые твари: змеи, сколопендры да черные вдовы.
Лес знал, они наверняка здесь… однако ж никого не нашел.
– И ведь дело-то пустяковое, – прорычал он.
Когда Лес пребывал в расцвете сил, а Паупау было величайшим древом на свете, а мир переполняла волшебная сила, он мог бы ощупать мыслью всю ферму и отыскать всех живых тварей вокруг.
– Услышь меня, Мать Земля. Прошу, услышь. Самому мне не справиться.
С этим он взялся за дело снова и на сей раз потянулся к пульсу земли, но пульс оказался совсем слабым – тоненькой, призрачной ниточкой глубоко в земных недрах. Стоило Лесу к нему прикоснуться, и…
«Есть!»
В углах комнаты вспыхнули, замерцали тельца нескольких пауков. Мало этого, в норке невдалеке от дома нашлась и змея, щитомордник! Не слишком большой, но и этого будет довольно.
– Подите сюда, – позвал Лес, но ответа не получил.
Тогда он повторил зов, изо всех сил постаравшись впихнуть свои мысли в их крохотные мозги.
– Подите сюда, живо!
На этот раз кое-кто из них зов услышал, однако ни один не сдвинулся с места, не пожелав покидать уютное гнездышко.
– Подите же сюда! – прошипел Лес. – Живее ко мне, чтоб вам провалиться!
Напряжение сил начало брать свое. Опоссум задрожал, нить волшебства ускользнула, в глаза все расплылось, и Лес, обессилевший, рухнул с ног.
– Нет, – простонал он. – Быть этого не может: не настолько же я беспомощен! Но как же натравить их на нее, если мне даже из гнезд этих тварей не выманить?
Долгое время лежал Лес навзничь, устремив взгляд в дощатый потолок. Наконец он неспешно закивал головой.
«Да. Есть другой способ, есть. Ужасный, болезненный, но тут уж ничего не поделать. Только помощь небольшая потребуется».
Проповеди тянулись уже без малого час. Поясница заныла, но как Абита ни ерзала, как ни вертелась, устроиться на жесткой скамье поудобнее оказалось попросту невозможно. Преподобный Картер начал читать что-то из «Колоссян», насчет угождения Богу, «принося плод во всяком деле благом, укрепляясь во всяком терпении и великодушии», и так далее, и так далее. Думая лишь о черных делах Самсона, Абита его почти не слышала, но когда его преподобие прочел: «Ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое», – разом вскинула голову.
Конечно, чтение на том не закончилось, однако Абита вновь с головой погрузилась в собственные размышления.
«Если Господь вправду сотворил все на свете, разве Он же не сотворил и Самсона? А раз так, отчего и Самсону не оказаться всего-навсего одной из Божьих тварей, которой тоже отведено место в великом замысле Господа?»
Мысли текли дальше и дальше. Волк, убивающий, чтоб накормить стаю, вовсе не зол – просто опасен. А разве ангелы не опасны? Ангелы тоже вон, сколько ужасов натворили во имя Господа! Принося жертвы Самсону, Абита вовсе не ставит Самсона превыше Бога – всего лишь кормит волка, и если «волк» бросится на нее, она, конечно, погибнет, но перед Господом не согрешит. К тому же, кто сказал, что благословения Самсона – не от Господа? Посылает же их Господь через ангелов! Разве Самсон не вернул ее ферму к жизни? Что в этом может быть нечестивого?
Мысль, будто Самсон – что-то вроде посланника Божия, пришлась Абите по сердцу. Разве мать не рассказывала, что многие благосклонные к людям языческие божества имели облик рогатых зверей? Вдобавок, в ведовстве матери Бог неизменно сочетался с язычеством: чем больше-де благословений, тем лучше…
Покачав головой, Абита скрутила край рукава в жгут туже прежнего. Что, если она просто втолковывает самой себе то, что ей хочется, нужно услышать?
«Может, и так. Может, и так. Но жестокая правда – в том, что Господь счел нужным перевернуть всю мою жизнь вверх тормашками, – подумала она, взглянув в огромное недреманное око, нарисованное на кафедре. – Господи, я стараюсь, стараюсь изо всех сил. Но если это какой-то искус, какое-то великое испытание на твердость в вере, как же тебе не стыдно так меня мучить?»
Преподобный Картер умолк, и неожиданная тишина отвлекла Абиту от тяжких раздумий. Похоже, его преподобие сбился с мысли, причем уже не впервые.
– Прошу прощения, – сказал преподобный. – Что-то я с утра сам не свой. Преподобный Коллинз, не будете ли вы любезны завершить богослужение?
Преподобный Коллинз взошел на кафедру, а преподобный Картер занял свое место в зале. Только тут Абита заметила, что супруги его сегодня на богослужении нет.
«А ведь матушка Картер не пропускает служб никогда», – подумала она, встревоженная тем, что это может значить, и пощупала свернутую узелком салфетку в кармане передника. Выходя из дому, она прихватила для матушки Картер горстку медового хвороста – скромный знак благодарности за проявленную доброту.
К завершению проповедей причина отсутствия матушки Картер слегка прояснилась. Перед тем, как закончить службу, преподобный Коллинз попросил всех склонить головы в особой молитве о Марте, дочери преподобного Картера, и попросить Господа пособить ей с выздоровлением.
Как только служба подошла к концу, Абита дождалась священнослужителя у выхода и подошла к нему. Направившийся было домой, преподобный остановился.
– Абита, ты просто представить не в силах, как я рад снова видеть тебя. Нам нужно поговорить о твоем отсутствии.
– Не беспокойтесь, ваше преподобие: обещаю с этого дня и впредь богослужений больше не пропускать.
На лице преподобного отразилось облегчение.
– Рад слышать.
