утоплюсь.
Но куда там, Марьяша не отвязалась.
— Я тебе водицы солью, — сказала она и тоже встала.
Потом он её проводил, а сам пошёл к кузнецу. Отнёс ему бересту и растолковал, что должно получиться. Мало ли, вдруг он всё-таки напутал, в какую сторону у косы должны быть повёрнуты зубцы, а кузнец сообразит, если будет знать предназначение этой штуковины.
Возвращаясь назад, Василий всё думал о Марьяше и невольно улыбался. Нет, всё-таки, наверное, она ему ни в чём не врала. И как её оставить? И как остаться самому? Волк, вон, вообще к ней перебрался жить, ещё и с ним домой не захочет…
Да он уже, наверное, и сам не хочет.
Он направился не к себе, а к дядьке Добряку. Тот был отчего-то не в духе, всё поглядывал на дверь, на Василия смотрел раздражённо, к столу не пригласил. И с лавки то и дело срывался, расхаживал туда-сюда. В любое другое время Василий бы понял намёк и ушёл, но ему позарез надо было с кем-то обсудить ситуацию. Марьяшу он тревожить не стал, но взятая у бабки куколка жгла ему карман, и он не знал, что с ней делать, и у кого спросить совета, тоже не знал. Помнил только, что Добряк предупреждал насчёт бабки.
Может, был тот самый день, когда дядька превращался в медведя? Это совсем некстати. Знать бы ещё, разумный этот медведь или нет…
Василий решил не тянуть и сказал Добряку, что видел в лесу ведьмин круг.
— Ага, — рассеянно ответил тот и опять, нахмурившись, посмотрел на дверь.
— А ещё я видел, как бабка Ярогнева превратилась в ворону и полетела в лес, — добавил Василий.
— Да неужто? — спросил Добряк, явно думая о другом. Даже смотрел в сторону.
— Вот, — сказал Василий, доставая куколку из кармана на поясе и показывая ему. — Видишь? В доме у бабки нашёл. Ты знаешь, что с такими вещами делают? Я думал сжечь, но мало ли, вдруг ещё сам загорюсь…
Добряк присмотрелся к куколке, вроде заинтересовался, но это длилось всего пару мгновений. Он отвёл руку Василия и указал на дверь.
— Пора тебе, парень. После потолкуем. Иди, говорю, домой!
Василий обиделся до глубины души, но спорить не стал. Хоть разговор и важный, но поговорить, действительно, можно и завтра. Он же не знает, как работают все эти превращения — может, дядька из последних сил сдерживается и не может больше ни о чём думать.
Василий попрощался и ушёл. Недалеко, за угол. Очень уж ему было интересно посмотреть на медведя, хоть одним глазком.
Дядька и правда вышел почти сразу. Торопливо осмотрелся, не заметил Василия и пошёл к воротам. Когда он скрылся за ними и притворил створку, Василий вышел из-за угла и осторожно пошёл следом.
Уже сгустились сумерки, тёмные после пасмурного дня. Задувал сырой ветер, лез под рубаху. На дороге кое-где не просохли лужи, и от ворот, неприятно холодных, пахло мокрым деревом. Одна только и радость, что не было комаров.
Дядька Добряк не спешил превращаться. Спустился к родничку, принялся там расхаживать, поглядывая то на небо, то в сторону ворот. Василий присел недалеко от ворот, у кустов смородины, касаясь их плечом, и понадеялся, что его не видно. Кусты кололись и тоже были мокрыми.
Вот Добряк застыл, уставившись на что-то. Послышался свист. Крупная птица взмахнула крыльями, подлетая — Василий только и успел увидеть два жёлтых глаза. Птица ударилась о землю и стала человеком.
По-хорошему, стоило затаиться и послушать, но с этого места ничего не было слышно. И Василий быстро понял, что не сможет уйти незаметно, и на обратном пути дядька Добряк точно его увидит. Ещё он вспомнил, что говорили про Казимира и белую сову, которая будто бы у него жила, и страшно рассердился на Добряка, и вообще на всех, потому что все они притворялись, и так убедительно, гады, притворялись, а он уже устал пытаться понять, что здесь происходит. Он задолбался.
Поэтому Василий встал, расправил плечи и зашагал вниз по вымощенной деревом дороге.
Те двое заметили его, застыли. Он полюбовался бы выражением их лиц, но в темноте не вышло разглядеть.
— Вот, значит, как? — зло сказал Василий, подходя. — Я, значит, всем говорил, что хочу увидеться с колдуном, а мне почему-то никто не сказал, что он сам сюда наведывается! Интересно, почему?
— Ох, парень… — начал Добряк.
— Помолчи, — прервал его Казимир, властно взмахнув рукой. — Это и есть тот самый Василий? Так даже лучше. Ты, Добряк, ступай прочь, я сам с ним потолкую.
Глава 16. Василий стоит на развилке
Какими должны быть колдуны?
Василий всегда считал, что они старые, костлявые, нечёсаные, обязательно с неприятными лицами. Глаза бегают, нос длинный, хрящеватый, и бородавка на видном месте. Наряжаются в какие-нибудь балахоны и таскают сумки с гримуарами, зельями, травами, жабьими глазами, заячьим помётом и прочей дрянью. И, наверное, ходят с посохом.
Но Казимир был совсем не старым, с виду лет тридцати, самое большее сорока. Конечно, в сумерках не слишком хорошо видно, но волосы тёмные, без седины (гладкие, до плеч, расчёсаны на прямой пробор), брови широкие, густые, а усы и борода аккуратно подстрижены — может, в столице у них всё-таки есть барбершоп…
И одет хорошо. Деревенские носили порты из грубой ткани, похожей на мешковину, и светлые рубахи, а у этого рубаха синяя, видно, что расшитая, и длинная, ниже колена. Прямо как платье. И сверху пальто без рукавов, похожее на женский халат, тёмное, тоже всё расшитое узорами. Ну чисто актёр или модель, но уж никак не колдун. Если бы Василий своими глазами не видел, что он прилетел сюда совой, то ничего бы и не заподозрил.
— Значит, Василий, ты меня искал? — спросил Казимир хорошо поставленным голосом. — Я слышал, задумал ты сотворить из Перловки место заповедное, да работа не идёт?
— С чего это я должен перед тобой отчитываться? — спросил Василий, прищурившись. — Добряк ещё не отчитался?
Жаль, что Добряк уже ушёл. Помялся, как пёс, который и не хочет, но всё-таки слушает хозяина. Казимиру не пришлось повторять дважды. Он только бросил взгляд, когда Добряк замешкался, и тот заторопился прочь, спотыкаясь.
Василий, хоть и остался наедине с колдуном, не чувствовал страха. А вот в глаза бы Добряку посмотрел. В маленькие лживые глазки.
Казимир усмехнулся — не зло, не насмешливо, а так по-доброму, как будто они хорошие знакомые.
— Вижу, обо мне уже наговорили всякого, — весело сказал он. И попросил:
— Выслушаешь? Разговор не длинный.
