Постараюсь не задерживаться.
Марк повернулся ко мне, и я еще раз уловила тени нервного напряжения в нем, хотя он прикладывал немалые старания, чтобы не пугать меня и казаться вполне уравновешенным.
– Да, мне лучше дождаться, – согласился он и призадумался. – Дело не терпит. Я и так долго тянул.
Идти следовало недалеко: сама я жила в самом начале Комсомольской улицы, где находилось общежитие и еще два многоквартирных дома, а за ними, словно длинный извивающийся хвост, спускался под гору частный сектор. Если шагать по тропинке мимо пестреющих деревянных построек, то через десять минут с левой стороны был заметен серый дом с железными, проржавевшими воротами и аккуратным палисадником, окруженным невысокой голубой сеткой из тонкой проволоки. В конце августа в нем расцвели махровые астры: красные, желтые, белые, даже фиолетовые. Ни у кого из соседей мне больше не приходилось видеть такого ухоженного цветника у фасада. Внимание привлекали еще и белые кружевные наличники, выточенные из лиственницы в мастерской Василия, того самого, что сделал для меня по просьбе Жени медного дракончика. Женин отец, Олег Степанович, водил с ним большую дружбу. Когда я приходила к дому и стучалась в окно, выходящее на улицу, Светлана Павловна через стекло махала мне рукой в знак приветствия, а Женя отпирал дверь.
Как напоминание о прошлом, мой путь пролегал через родовое гнездо медных ведьм, сожженное дотла сотню лет назад. Здесь ничего так и не построили, боялись, наверное, что призраки ведьм принесут новому владельцу дома одни несчастья. Пустырь тянулся добрую сотню метров. Он зарос густым и высоким, по самое колено, пыреем и колючим осотом. Как-то раз я, осмелившись, забрела в самый центр участка, растолкала в сторону траву, примяла ее и уселась на землю. Зеленые стебли защекотали шею и лицо, в памяти всплыли мамины теплые объятия. Мне не желали зла, не сыпали проклятиями, не обвиняли в том, что я не оправдываю возложенных надежд. В тот день я разгадала послание провидицы с Семимостья, в котором она упомянула о месте, где меня ждут. Ждут, чтобы я на несколько минут почувствовала себя любимой и нужной, окутанной умиротворением и сладкой тишиной, чтобы у меня появились смыслы, для чего стоит жить. Когда я поднялась на ноги, то услышала еле различимый шепот: «не спеши». Или, может быть, так в траве резвился ветер.
Сейчас, когда я спешила к дому Жени, то заметила, как нависла над этим местом огромная грозовая туча. Я замедлила шаг и поняла, как мне хочется развернуться и пойти назад. Не из-за предстоящей грозы. Меня одолевала странная тревога, предчувствие неприятностей. Левый висок вновь сдавила пульсирующая боль, анальгин перестал действовать. Я списала свое беспокойство на ухудшившееся самочувствие и вприпрыжку побежала к знакомым воротам.
Я постучалась в окно, но Светлана Павловна на этот раз не выглянула на улицу. Она холодно поприветствовала меня, отперев калитку, и пригласила в дом.
Я проследовала за ней.
– Вы не будете против, Нелли, если мы присядем на веранде?
Мать Жени явно была не в духе. Я не понимала, чем заслужила подобное отношение, но в мыслях мелькнуло сожаление о том, что не вернулась в общежитие, когда располагала такой возможностью.
– Не против, конечно, – как можно дружелюбнее ответила я.
– Вот и славно.
Мы зашли в небольшое помещение, очень светлое, сплошь заставленное комнатными цветами. Воздух здесь был очень влажным, с густым запахом герани и сырой земли. Из мебели тут стояли только старенький продавленный диван, покрытый синим махровым пледом да крохотный журнальный столик. Светлана Павловна предложила мне сесть и сама расположилась по левую руку от меня. Я не люблю, когда ко мне подходят так близко, дыхание тут же перехватило. Пульсация боли в голове перетекла на нос, шею и левый глаз, подкатила тошнота. Незаметно от нее я отодвинулась.
– Поймите меня правильно, Нелли, мы с отцом Жени просили вас подготовить сына к экзаменам не для того, чтобы он передумал поступать на исторический факультет. Зачем вы подбиваете его оспаривать наше решение? Мы с таким трудом шли к получению высшего образования, а вы сбиваете парня с толку!
Я густо покраснела, слова застряли в горле.
– Я не… подбивала его. И не обесценивала важность получения образования.
Светлана Павловна с осуждением покачала головой и для того, чтобы задеть меня еще сильнее, язвительно усмехнулась.
– Вы еще и врушка, Нелли, как не стыдно. Вы свою-то жизнь устроить не можете, так задумали нашу испортить. Женя вчера сообщил, что планирует жениться. Вы подумали о том, на какие средства будете существовать? Вам обоим нужно учиться, рано еще думать о взрослой жизни.
– Вы об этом… Женя не делал мне предложение, – пол на веранде качался, я постепенно теряла внутреннее равновесие. Внутри меня будто проходили химические опыты. Если раздражение смешать с чувством вины и страхом, то раствор начинал шипеть, менять цвет и преобразовываться в единую эмоцию – гнев. Отчаянно хотелось заплакать, но я сдерживала наплыв слез, не позволяя бесцеремонной женщине получить хоть каплю моей энергии.
– Значит, вы хотите сказать, что если он сделает вам предложение, то откажетесь?
– Пока мы учимся, можем просто дружить с Женей, встречаться, сейчас многие женятся, когда встают на ноги, – высказала я свое мнение. Светлане Павловне такой вариант развития событий понравился еще меньше, она поправила седые волосы, собранные в тугой пучок и презрительно фыркнула:
– Встречаться без обязательств могут только распутные девки. Я не верила ранее слухам о ваших отношениях с тем мужчиной, что приехал из города вместе с вами, но исходя из вашей позиции… слухи могут оказаться фактом.
– Распутной девке не помешает замужество, чтобы продолжать разгульный образ жизни. Семья рождается из единства душ, а не штампа в паспорте. Извините, – собралась я с духом, чтобы выбраться, наконец, из умело расставленных сетей манипуляции матери Жени, – у меня имеются на сегодня планы, я опаздываю.
– Что ж, – скривила губы Светлана Павловна и небрежно достала из кармана зеленого кардигана, пропахшего аптекой и крепким потом, бумажный конверт, – мы в расчете. Очень надеюсь, что вы задумаетесь над моими словами.
– Непременно, – собрав в себе остатки наглости, выпалила я и выскочила за дверь. Конверт так и остался лежать на столе. Думаю, она подозревала, что я его не заберу. Конверт использовался как очередной прием, чтобы унизить меня, продемонстрировать превосходство, вызвать вину за мою любовь, которую я посмела испытать к ее сыну.
Зрение затуманивалось, пока я шла обратной дорогой, в голове звенела обида. Почему, если Женя влюблен в меня, не признался в этом? Почему он решает жениться, обесценивая мое мнение? Неужели его так волнует мнение других людей? Здесь все по-другому, не так как в городе, жителей держат в цепях слухи и обязательства. Не поздороваться с каждым проходящим равноценно преступлению, подержаться за руки, или, упаси господь, поцеловаться приравнивается к разврату.
Меня объяла темнота и прохлада лестничной клетки. Обещала Марку отойти на полчаса, а сама отсутствовала почти два. Я быстрым шагом поднялась на третий этаж, ни разу не остановившись, злость немного поутихла, сбавила обороты в груди. Тома попыталась остановить меня в прихожей, но я прошла мимо, зная, что расспросы ввергнут в еще большее уныние. Я забежала к себе, с грохотом закрыла дверь, заперла ее на замок и уселась на кровать, обхватив колени руками. Марк, так же сидя верхом на стуле, листал томик по педагогике, оставленный мной на письменном столе. Не нужно владеть экстрасенсорными возможностями, чтобы догадаться о произошедшем. Он отложил книгу, походил
